Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

Разговор угрожал перерасти в спор, и чтобы не допустить этого и разрядить обстановку, Репнин попросил приказать дежурному лакею принести чаю.

— Может быть, лёгкого вина? — предложил Безбородко.

— Можно и вина.

За вином о Польше более не говорили. Безбородко рассказывал о том, как в Яссах был заключён с турками мирный трактат на основе предварительных условий договора, которые в своё время были подписаны ещё Репниным. Потом договорились о времени, когда будет удобно попросить приёма у государыни.

На приём к императрице Репнин и Безбородко, как и намечали, пошли вместе. Перед этим первый министр успел сообщить её величеству о приезде Репнина, поэтому ждать в приёмной им долго не пришлось.

Екатерина Алексеевна находилась в кабинете одна. Она была явно чем-то озабочена и даже забыла подать руку для поцелуя, что делала обычно всегда.

— Хорошо ли отдохнули, князь? — спросила она Репнина так, что он сразу понял: ей было известно всё о его пребывании в Воронцове.

— Да, ваше величество, я чувствую себя гораздо лучше.

— Я забыла поздравить вас с победой в Мачинском сражении и награждении вас орденом Святого Георгия. Поздравляю!

— Благодарю, ваше величество!

— Впереди нас ожидает праздник по случаю заключения мира с Турцией, так что вы можете надеяться на новые милости.

— Спасибо, ваше величество! — ещё раз поблагодарил Репнин.

Императрица оставила его, наконец, в покое, переключив своё внимание на Безбородко. Их разговор оказался продолжительным, связанным с положением в Польше и состоянием находившихся там российских войск под общим командованием генерал-аншефа Кречетникова. Репнин почти не улавливал смысла доносившихся до него слов. Он был обескуражен холодностью императрицы. С такой официальностью в выражениях она не разговаривала с ним ещё ни разу. Вспомнилась последняя встреча перед тем, как ему отправиться на войну в потёмкинскую армию. Тогда она была иной, искренней, желавшей его дружбы. А сейчас что ни слово, то лёд, хотя по смыслу слова должны были вроде бы его радовать. Её отношение к нему изменилось, она уже не видела в нём человека, которому можно доверять. И это открытие ввергло Репнина в глубокое уныние.

Вдруг, прервав разговор с Безбородко, императрица снова обратилась к Репнину:

— Вы готовы, князь, снова приступить к работе?

— Готов, ваше величество.

— Мы подумали и решили назначить вас генерал-губернатором Рижским и Ревельским. Мы считаем, что вы достойны такого назначения.

— Спасибо, ваше величество.

— Хорони?.. Вы, граф, и вы, князь, можете быть свободны.

Зимний дворец Репнин и Безбородко покинули вместе.

— У вас такой вид, словно вы недовольны новым назначением, — сказал Безбородко своему спутнику, желая вызвать его на откровенный разговор.

— А как бы вы чувствовали себя на моём месте? — ответил Репнин. — Жить где-то на окраине империи… Мне трудно воспринимать это иначе, как ссылку… Пусть почётная, но всё же ссылка.

— Не надо преувеличивать, князь. У вас всё ещё впереди. Когда вы намерены выехать в Ригу?

— Сначала надо съездить за семьёй в Воронцово, а там как сложится.

В этот момент сзади послышались предупреждающие крики, они посторонились, и мимо них промчался роскошный экипаж, сопровождаемый небольшим конным отрядом.

— А ведь это экипаж графа Салтыкова, — заметил Безбородко. — Ивана Петровича, нового президента военной коллегии. Вот кому повезло, не то что вам, — добавил он, словно желая уколоть своего спутника.

— Странно… Как приехал сюда, ни разу о нём не вспомнил, а были когда-то друзьями, — промолвил Репнин.

Из действующей армии Салтыкова отозвали в Петербург ещё до Мачинского сражения. Тогда его отбытие никто не связал с уготованной ему карьерой. В армии хорошо знали, как немилостиво обошлась императрица с его ныне покойным родителем, знаменитым фельдмаршалом Петром Салтыковым, победителем прусского короля. В бытность фельдмаршала генерал-губернатором Москвы государыня увидела в одном из его поступков «неугодное действо», в результате чего он попал в великую опалу. Фельдмаршал умер в полном забвении, и многим почему-то казалось, что его сына тоже ждёт незавидная судьба. Но получилось иначе. То ли государыня осознала допущенную ею несправедливость в отношении к великому полководцу и решила загладить вину особым вниманием к его сыну, то ли в дело вмешался фаворит императрицы Зубов, связанный с фамилией Салтыковых крепкими узами, только в карьере графа Ивана Петровича неожиданно произошёл взлёт: из офицеров средней величины он сразу сделался обладателем главного военного чина.

«Находился когда-то в моём подчинении, а теперь придётся мне перед ним шапку ломать», — с горькой иронией подумал Репнин.

— Может быть, зайдём ко мне, посидим за бокалом вина? — предложил Безбородко.

— Не стоит. Лучше возьму извозчика и поеду домой. Надо собираться в дорогу.

Дома Репнин пообедал, потом несколько часов провёл за чтением, а затем лёг спать. Ему надо было хорошо отоспаться: впереди его ждала долгая и нелёгкая дорога.

Наталья Александровна восприняла назначение мужа в Ригу с пониманием. Что ж, в Ригу, так в Ригу, ей не привыкать переезжать с места на место, главное, чтобы быть вместе. Особенно это важно сейчас, когда у последней доченьки Дашеньки жених объявился в лице барона Коленберга. Не нынче-завтра тоже оставит родительское гнездо, как это уже сделали её старшие сёстры.

Истекал март 1793 года, приближалась пора дружного таяния снегов, и Репнин решил не задерживаться в Воронцове; переночевав, он уже на следующий день поспешил с семьёй в обратную дорогу.

В Петербург успели вовремя: с моря подул тёплый ветер, пролился дождь, и дороги на глазах превратились в грязное месиво.

— Что теперь будем делать, — встревожилась княгиня, — ждать, когда всё просохнет?

— Имеешь в виду поездку в Ригу?

— Да.

— Мы можем отправиться туда на корабле. Так будет удобнее.

— А когда отправимся?

— Я ещё не получил указа о моём назначении, да и адъютант пока в отпуске. Придётся немного подождать.

После возвращения из Воронцова Репнин к первому министру более не ездил, но президента военной коллегии всё же навестил. Не мог иначе: всё-таки старый боевой друг, три войны вместе воевали.

Граф Салтыков встретил Репнина порывистыми объятиями.

— Как же обрадовал меня своим появлением! — тискал он гостя в своих ручищах. — Рад, зело рад!..

От его объятий князю становилось даже невмоготу: родитель Пётр Семёнович был человеком щупленьким, хилым на вид, а этот вымахал в настоящего богатыря. Видно, так Богу угодно было.