Александр Антонов - Воевода Шеин

Всё изменилось к лучшему, считал король Владислав, въезжая в Смоленск. Город уже наполовину освобождён от вражеской осады. Как и положено, на Соборной горе Владислава встретил губернатор Смоленска пан Станислав Воеводский.

— К нам уже не летят русские ядра, и москали не лезут на стены, — с улыбкой встретил короля губернатор.

— А ты, вельможный пан, знаешь, чья это заслуга? — с лукавинкой спросил Владислав.

— Да, ваше величество. Если бы не ваш полководческий дар, мы бы сидели в крепости, как мыши в клетке.

— Это хорошо, что ты понимаешь, вельможный пан. А теперь отведи меня в воеводские палаты, принеси бумагу, чернила и перо. Буду писать грамоту.

Странно, но в этот миг король Владислав думал не о своём успехе и своей удачливой судьбе, а о том, в каком затруднительном положении оказалась русская рать. Он знал, что близок день, когда в лагере русских будет съеден последний сухарь, убита на мясо последняя лошадь и сожжено последнее полено дров. Тогда голодная, замерзающая от морозов рать Михаила Шеина выбросит белый флаг. Гордый русский воевода попытается сделать всё, чтобы избежать позорного плена. И это произойдёт скоро, потому что Михаил Шеин не только воевода, но и разумный военачальник, умеющий беречь жизни своих воинов. И тогда он, король Владислав, которого русские не очень чтут, сделает истинно королевский жест и заставит говорить о себе всю Европу.

Взяв Дорогобуж, перехватив все дороги из Смоленска в Москву, загнав русских под огонь своих пушек в окружённом лагере, он предложит воеводе Михаилу Шеину сделать выбор: или погибнуть в котловине от ядер, болезней и голода, или сдаться на милость его королевского величества. Видел тут Владислав много всяких «если»: если каким-то чудом не подоспеет московская свежая рать, если воевода Шеин пойдёт на прорыв осады и сумеет уйти в леса. Но, полагаясь на своё везение, Владислав решил написать воеводе Шеину грамоту, с «увещанием обратиться к его милости, вместо того чтобы погибать от меча, голода и болезней».

Отправив в русский стан грамоту о переговорах мирного завершения войны, Владислав сидел в Смоленске и никаких действий не предпринимал. Он ждал, но пока не надеялся, что русские тотчас согласятся на переговоры. Зная Шеина как неуступчивого и твёрдого стоятеля за клятву, Владислав представлял себе, что происходит в русском стане. Иноземные полковники смеют решить судьбу своих полков независимо от главного воеводы, чего в польском войске нет. Два немецких полка и большие отряды запорожских казаков во всём подчинялись не только ему, королю, но и гетманам.

Шли дни, но от Шеина всё не было ответа на предложение Владислава о мирном решении военных дел. Но вот как-то уже в конце второй недели ожидания перед крепостью появились два русских всадника. Ворота открылись, и им навстречу выехали два польских шляхтича. Тысяцкий Яков Сухотин подал шляхтичу грамоту. Но шляхтич Флорецкий помнил эту грамоту. Он удивился.

— Зачем возвращаете королевскую грамоту? — спросил Флорецкий.

— Потому и возвращаем, что в ней есть непригожие слова. Недостойно короля писать так, — заявил Сухотин.

— Везите обратно грамоту и шлите свою с выражениями, — ответил Флорецкий и повернул коня к воротам.

Сухотин бросил грамоту вслед Флорецкому и тоже развернул коня. Второй поляк спешился и подобрал грамоту.

Король Владислав был возмущён смелой дерзостью и непочтительностью, как ему показалось, воеводы Шеина. Он взял у Флорецкого грамоту и принялся перечитывать её. Прочитав, усмехнулся. Понял, что Шеину не понравилось выражение: «С увещанием обратиться к его милости». «Ну что ж, москали, вам боком выйдет это высокомерие», — подумал Владислав.

Но король не знал обстоятельств, которые помешали воеводе написать ответ. Ещё в конце ноября Михаилу Шеину удалось отправить в Москву гонца с сообщением, что король Владислав предлагает разменять пленных и заключить перемирие. «И выкладывают они такое условие, — писал Шеин, — чтобы московское и польско-литовское войско отступили каждое на своё место». И теперь Шеин ждал царский ответ, оттого и затеял игру с польской грамотой, выражая якобы недовольство оскорбительными словами.

Король Владислав, однако, добивался своего. Он хотел прекратить войну. Ощущая свою силу над русской ратью, он не думал её уничтожать, а считал возможным выпустить её из того «котла», в котором она оказалась. Знал Владислав, что ещё одну зиму русские не перезимуют, а все помрут от голода и от болезней. Не хотел богобоязненный король принимать на душу тяжкий грех. Всё это стало чуть ли не главной заботой короля Владислава. Он приказал своим гетманам не обстреливать стан русских с Жаворонковой горы, на что гетман Соколинский возразил ему:

— Ваше величество, мы стреляем только потому, что русские сами затевают стрельбу. Они убивают наших солдат из шведских ружей. Как такое терпеть?

— Это верно, пан Соколинский. И всё-таки будем добиваться перемирия.

В этот же день король встретился за обедом с губернатором Станиславом Воеводским и спросил его:

— Вельможный пан Станислав, как ты думаешь, не отправить ли нам послов в Москву? Пусть попытаются доказать царю, что пора заключать перемирие.

— Ваше величество, но Боярская дума, которая властвует после смерти Филарета над царём, не даст ему воли заключить перемирие.

— Что же им мешает? Ведь их собратья гибнут здесь.

— В думе это понимают. Но там ещё и воеводы главенствуют. Те воеводы в большей степени князья. Тут и Волконские, и Одоевские, и Черкасские, и Шаховские. Все они горят чёрной завистью к воеводе Шеину, бывшему любимцу царя и великого государя, вот и стоят ратью в Можайске да Вязьме годами. Эти князья даже царя не чтят. Говорят о нём, что он горазд только на моления по монастырям ездить, а державой управлять не умеет. Теперь при царе нет ни Филарета, ни Марфы, вот бояре над ним и властвуют.

— Наговорил ты мне семь коробов, а толком ничего не посоветовал. Как же так?

— Совет один, ваше величество: добивать москалей. Дева Мария простит нам сей грех и поможет.

Владислав рассердился на Воеводского. Случилось это по той причине, что ему надоело торчать под Смоленском и вести эту нелёгкую и дорогую войну. Он не забыл четырнадцати с половиной лет перемирия с Русью. Славные это были годы.

И всё-таки конец войны приближался. Помог королю Владиславу увидеть его лишь случай. Царь Михаил, оказывается, получил послание Шеина и, вопреки думе, написал ему ответ. Доверил он отвезти эту грамоту своему псарю Никите Сычёву. В грамоте царь Михаил изъявлял согласие принять условия о перемирии, предложенные королём Владиславом. Провожая Никиту, царь Михаил сказал ему мягко, печально: