Александр Антонов - Воевода Шеин

— Боярин, ты зван к царю?

— Скажи государю, что Михаил Шеин приехал.

Молодой, статный воин легко сбежал к ротонде, передал то, что велел Шеин, и так же легко одолел подъём.

— Иди, Михаил Борисыч, царь ждёт тебя, — сказал воин.

Михаил шёл медленно. Он даже себе не хотел признаться, что волнуется. Но это было так. Уняв кое-как волнение, он вошёл в ротонду.

— Многие лета здравия тебе, царь-батюшка всея Руси.

— Спасибо, воевода. Я знаю, что ты всегда желаешь мне добра. Но скажи, как на исповеди: я плохой или хороший царь?

— Государь, я приучен говорить только правду. Русь благоденствовала, когда ты был правителем. Если бы не природное бедствие, принёсшее россиянам двухлетний голод, мы бы сегодня процветали благодаря тебе, государь.

— Ты, пожалуй, прав. Но зачем же тогда на мою погибель придумали Лжедимитрия?

— Государь-батюшка, ты знаешь причину этому лучше, чем я, воин, это живёт лишь слухами.

— С тобой приятно разговаривать, Шеин. Но скажи последнее: когда придёт конец моему царствию? Только не лукавь. Я ведь знаю, что ты думаешь по этому поводу. А знаешь ты то, что нагадали мне ведуны Катерина и Сильвестр: царствовать мне семь лет.

— Об этом я слышал, государь-батюшка. Но ты ведь тоже знаешь, помазанник Божий, что судьба человека не в руках ведунов, а в деснице Всевышнего.

Помолись, государь-батюшка, на ночь и с молитвой на устах живи. Без воли Всевышнего ни один волос не упадёт с твоей головы.

Борис Годунов долго молчал, прищурившись, смотрел на Михаила, потом тихо заговорил:

— Ты мне всегда был любезен, воевода, с той самой поры, как пришёл отроком во дворец. И меня всегда тянет на откровенность с тобой. В мире много людской злобы и зависти. Я познал это и ты тоже, хотя и молод ещё. И вижу я за далью времени твою судьбу. Она напоминает мне мою. Ты убедишься в этом с годами. Как и я, ты будешь жертвой человеческой зависти, несправедливости, оговоров, клеветы и злости. Прости, что я вещаю твою судьбу. Мне это сделать нелегко. Но я теперь не одинок. Прости же, Михаил Шеин, славный воевода.

— Бог простит, государь-батюшка. Я так же мужественно пронесу бремя своей жизни, как и ты, государь. Русь нас не забудет.

— Вот и славно. Иных слов я от тебя и не ожидал. А теперь скажу тебе о том, зачем позвал из Мценска. За него тебе честь и хвала, воевода. Я отпишу тебе в награду село в Костромской чети. От тебя же прошу сейчас иной службы. Грешен я в том, что остаюсь суеверным. Но что поделаешь, себя мне не сломить. Потому найди мне ведунов Катерину и Сильвестра. Попроси их явиться предо мной. Не знаю, что я у них просить буду, но видеть хочу смертно.

— Государь-батюшка, я постараюсь найти их, но на это уйдёт немало времени.

— Полгода даю тебе от царской щедрости.

Борис Годунов скупо улыбнулся, помолчал. В его глазах зажглось что-то насторожившее Шеина. Как будто царь приготовился бросить в реку приманку-живца, чтобы поймать судака.

Михаил весь сжался внутри, готовый ответить как должно. И не ошибся. Годунов спросил:

— А с князем Шуйским ты встречаешься?

«Вот и живец! Хватай его, Шеин!» — воскликнул Михаил в душе. Он догадался, что Шуйские находятся под пристальным оком дяди Бориса, Семёна Никитича, и каждый их шаг, все их встречи с кем-либо главе сыска ведомы, а значит, и государю. И Михаил высоко поднял голову, ответил чистую правду:

— Вчера меня встретил на Калужской заставе князь Димитрий Шуйский. Пригласил побывать у них, выпить чару медовухи за геройство моих воинов во Мценске. Был и о тебе разговор, государь-батюшка, того же нрава, что и мы с тобой вели. Честь и хвала тебе от них. Но, как и ты, болеют за ведовство. Сказал Василий Иванович: «Ты, Михайло, найди государю тех чародеев. Пусть скажут ему новое слово».

— Ты, Шеин, молодец, что не утаил от меня встречу с Шуйскими. И молвленное тобою во всём совпадает с тем, что услышали люди моего дядюшки. Не удивляешься?

— Спасибо за доверие, государь-батюшка.

— Ты угадал. У меня к тебе полное доверие. И вот что, это последнее: завтра скажешь дьяку Елизару, чтобы моей волей приписал тебя к главному воеводе Василию Ивановичу Шуйскому. Скажи, что моя воля быть тебе воеводой левого полка.

— Государь-батюшка, а куда идти с войском? — спросил Шеин.

— Одна у нас сейчас забота: самозванца побить и уничтожить. Всё отныне тебе ведомо. Иди, воевода, а я устал. — И царь отвернулся к воде.

Шеин поклонился ему в спину и покинул ротонду.

Теперь Михаилу оставалось выполнить волю думного дьяка Вылузгина и выговорить у него себе хотя бы недельную побывку дома. «И Катенька за это время привыкнет ко мне. Да упрошу как-нибудь Елизара», — решил Шеин.

Вылузгин оказался на этот раз очень сговорчивым. Старый проныра понял, что у Михаила с царём был любезный разговор. Да всё было ясно по одной фразе Михаила, когда он, едва войдя в покой, произнёс:

— Батюшка-дьяк пиши меня в сход с князем Василием Ивановичем Шуйским. За ним и пойду, куда скажет.

— Вот и слава Богу. И отписка тебе домой на две недели будет. Но посиди это время в Москве, пока полк на Ходынке собирают. — Елизар Вылузгин тяжело вздохнул оттого, что сдерживал себя от откровенности с Михаилом. А так хотелось! И не сдержался. — Смутно в державе ныне, да и за её рубежами тоже. Сказывают, в Киеве для самозванца острожский староста пан Ратомский ополчение набирает. Ещё казаки с Запорожья хотят отойти к самозванцу. Там Корела и Нежакож воду мутят. Вот шлю туда дворянина Хрущева уговаривать к присяге царю-батюшке. — Спохватился, что плетёт лишнее, махнул рукой. — Да ты иди, Борисыч, иди! И храма не минуй, помолись за свою удачу и за меня, грешника…

Михаилу и впрямь захотелось в храм — помолиться, исповедаться и причаститься. Три с лишним года не бывал в кремлёвских соборах и церквах, в которые так любил ходить прежде. А во вратах Благовещенского собора Михаил встретил князя Василия Ивановича Шуйского. Он остановил Михаила, сказал:

— Вижу, боярин, ты всем умиротворён.

— Да, батюшка-князь. Я приписан к тебе в левый полк, и у меня двухнедельная побывка дома.

— Дай-то Бог, чтобы тебе отдохнулось на славу.

— Я бы и отдохнул, да надо волю государя выполнить — во Владимир сгонять.

— Смотри, однако, не задерживайся там долго. Полк тебе принимать скоро.

С тем князь и боярин расстались. Воевода Шеин прошёл к чтимой им иконе Михаила Архангела и преклонил перед нею колени.

Ровно через две недели на Рождественку прибежал посыльный из Кремля. Борис Годунов собирал воевод на совет. Не забыл он и о Шеине. Михаил собрался мигом и на коне помчался в Кремль. Он приехал, когда в Столовой палате уже сошлись многие именитые князья и бояре. Здесь были Мстиславские, Голицыны, Салтыковы, Шуйские, Шереметев, Телятевский. Вовсе неожиданным было для Шеина увидеть среди опытных воевод молодого — всего семнадцати лет — князя Михаила Скопина-Шуйского. Оба Михаила были рады друг другу и уселись рядом, чтобы послушать, что скажет государь.