Александр Антонов - Воевода Шеин

— Батюшка-князь Василий, владыка Филарет, пред вами воин из рати Михаила Шеина.

— Чем ты докажешь, что от Шеина? — спросил недоверчивый князь.

— А я знаю, как его коня кличут, — улыбаясь, ответил Нефёд. — Ещё супругу Марию Михайловну, детишек Катю и Ваню.

— Сын мой, мы тебе поверили, что ты от Шеина, — сказал Филарет. — Но что тебе надо от нас?

— Я только предупредить хотел, что Дорогобуж взяли поляки и в воротах на Московскую дорогу у них три пушки нацелены. Велено пушкарям стрелять во всякую рать.

— Так мы не рать, а посольство.

— Не признают. Не было от вас к ним гонца. Миновал он Дорогобуж и промчал в Смоленск. Мои люди видели гонца.

— Экая досада, — отозвался князь Василий Голицын.

— А может, это к лучшему, — заметил Нефёд. — Послушайте, князь и владыка, меня. Какое бы ни было при вас посольство, ляхи не уйдут от Смоленска. Он нужен Сигизмунду, и потому король не снимет осады, пока голодом не уморит смолян, которым не дождаться помощи от боярской власти.

— Как смеешь, ратник, вести такие речи?! В железы сейчас повелю взять! — гневно крикнул князь Голицын.

— На то твоя воля, батюшка-князь, — бесстрашно ответил Нефёд. — Но выслушай до конца. В Смоленске уже начался голод. Там собралось с посадскими почти восемьдесят тысяч душ да наших ратников около шести тысяч. Им каждый день корм подай. Его уже урезали: четвёртую часть получают от того, что давали раньше. Но вы можете спасти город от голодной смерти. У вас больше тысячи боевых холопов, тысячи крепких слуг. Вас, послов, больше тысячи. А в Дорогобуже пятьсот воинов охраняют многие тысячи пудов зерна, муки, круп — всё, что нужно Смоленску. Так возьмём с ходу городишко в свои руки и двинемся дальше, вооружив себя пушками и мушкетами! Прорвав осаду, откроем путь горожанам на Русь!

Нефёд говорил громко, чётко, страстно, он стоял перед князем и митрополитом в такой напряжённой позе, что скажи ему: «Иди первым на Дорогобуж!» — он пойдёт.

Но князь Голицын крикнул на него властно и топнул ногой.

— Замолчи, смерд! Ты совращаешь нас с пути, начертанного правителями Руси. Мы идём добиваться мира и справедливости. Вся наша держава требует того. У нас представители от всех земель Руси. — И князь крикнул воинам: — Эй, рынды, уберите его!

Но поднял руку владыка Филарет.

— Подожди, княже, судить воителя. Он душою болеет за смолян, потому и говорит правду.

— Но он же с неслыханным делом набивается!

— Не совсем так. От нас ждут помощи восемьдесят тысяч россиян, и они получили бы её, если бы не бездарный князь Димитрий Шуйский!

— То так, — согласился Голицын.

— Потому и отпусти ратника, пусть добирается до Смоленска и скажет, что помощь смолянам будет, и скоро. — И Филарет сказал Нефёду: — Так и передай Шеину: мы заставим поляков пойти на перемирие, и будет смолянам скоро освобождение от ворогов.

— Пусть твои молитвы дойдут до Бога, владыка. Одно скажу: смоляне не простят отчизне, что она бросила их, как нерадивая мать. — И Нефёд, сделав лёгкий поклон Филарету, ушёл искать Петра и Прохора.

Вскоре трое отважных лазутчиков покинули стан посольства и ушли на запад, к Смоленску. Они пробирались в стороне от Московской дороги, на которой нет-нет да и показывались конные отряды поляков, следующие то к Смоленску, то к Дорогобужу.

Вражеского стана лазутчики достигли через сутки, засветло. Спрятались в ольшанике на кромке оврага и наблюдали за лагерем, где было большое движение. Дальнозоркий Прохор сказал:

— Ляхи встречают короля. Сегодня нам к главным воротам не пройти. Слышишь, Нефёд, пошли в верховья Днепра.

— Как раз нам бы в село Богородское на повечерие попасть, — улыбаясь, произнёс Пётр.

— Молчал бы. Только девки и на уме, — проворчал Нефёд. — К Митину идём, там и переберёмся на левый берег.

До Митина лазутчики добрались без помех. А как за версту от деревни спустились к наплавному неширокому мосточку, так и замерли от неожиданности: мосток охранял польский караул, и один из воинов стоял на правом берегу, другой — на левом. В сумерках караульных было хорошо видно из лощинки, где затаились лазутчики. Нефёд решил: надо ждать глухой полночи. В полночь караульный на правом берегу присел на бревно у мостка и, похоже, задремал.

— Я пошёл, — сказал Нефёд, — сниму ляха.

Он по-охотничьи бесшумно заскользил по траве. Пётр и Прохор подползали за ним следом. И вот уже Нефёд рядом с караульным. Он подобрался со спины, взмахнул руками, и сыромятная удавка сдавила шею. Нефёд резко затянул её, и караульный обмяк. Сдери у и с шеи ремень, Нефёд снял с поляка чёрную накидку, пояс с саблей, опоясался, укрыл накидкой плечи и по-кошачьи двинулся к левому берегу. Мосток не скрипнул, когда Нефёд добрался до второго караульного. Там всё случилось так же, как и на правом берегу. Голосом выпи Нефёд дал знать Петру и Прохору, и они заспешили через мосток, прошли мимо мёртвых воинов и догнали Нефёда.

Через вражеский стан, который безмолвствовал — не видно было даже караульных, побратимы проскочили благополучно. Укрывшись двумя чёрными накидками, обнявшись и пошатываясь, словно во хмелю, они миновали позиции поляков, вышли на открытое место перед крепостью и добрались до Богородских крепостных ворот. Нефёд постучал, как было условлено со всеми стражами ворот. Ему открыли малый лаз, какие были во всех воротах. Наконец-то лазутчики оказались в крепости. Теперь Нефёду надо было найти Шеина или Горчакова и доложить о том, что к Смоленску приближается «великое посольство».

В воеводском приказе Нефёд нашёл князя Горчакова. Матвей был в Смоленске без семьи и потому не чурался ночного бдения. Появлению Нефёда он обрадовался.

— Заждались мы тебя, Нефёд, ну поведай, с чем пришли.

— Всякого много. А главное — одно, батюшка-князь. Идёт не московское войско к нам на помощь, а пятитысячное посольство к полякам. Ведут его князь Голицын да митрополит Филарет.

— Шутишь ты, Нефёд! Такого посольства отроду на Руси не бывало. Да нам бы пять тысяч, так мы бы поляков погнали!

— Вот тебе крест, батюшка! И назвали его «великим». Одних послов и посланников за тысячу, а там боевые холопы, слуги — тьма. И довелось мне встретиться перед Дорогобужем с главами посольства, князем Василием Голицыным и митрополитом Филаретом.

— Не устрашат они таким посольством Сигизмунда. Силой, только силой его можно прогнать. А у нас ядер нет, зарядов для мушкетов, зелья совсем мало осталось. Ратники от голода с ног валятся! — с болью в голосе говорил князь Горчаков.

Наутро, когда Михаил Шеин услышал от князя Горчакова о «великом посольстве», он впервые в жизни матерно выругался. Он стучал кулаком по столу и кричал:

— Нет власти на Руси! Головотяпы стоят у неё! Пустые головы! Чинят зло державе в угоду Сигизмунду!