Александр Антонов - Воевода

30 августа 1560 года воеводы князья Андрей Курбский и Иван Мстиславский отправили в Москву гонца с вестью о взятии Феллина. Не прошло и нескольких суток, как из Москвы примчал вестник с приказом оставить в Вильяне — так по-новому был назван Феллин — воеводами окольничих Алексея и Даниила Адашевых. Получив повеление царя, братья задумались и поняли, что они уже в опале.

— Растолкуй мне, Алёша, с чего бы такая немилость к нам?

— Эх, братец Данилушка, я знаю, почему на нас легла опала. Да что с того, тут ничем беде не поможешь.

— Но пойми, Алёша, когда знаешь беду, всегда легче с нею справиться.

— Не будет легче. Русь проваливается во мрак и во зло. И не только нам страдать от насилия. Скоро десятки тысяч русичей станут мучиться от беззакония. Они будут охвачены ужасом, и тысячи из них сложат головы на плахе.

— Алёша, братец, откуда у тебя такие ужасные предчувствия?

— Наверное, из мира провидения. Наступает миг, час, день, когда каждый человек становится провидцем. Вот и мой час пришёл.

Братья стояли в зале у окна городской управы. Тут же были князья Курбский и Мстиславский. Увидев расстроенных братьев, князь Курбский попробовал утешить их:

— Господи, Алёша, Даниил, да это же хорошо, что поживёте вдали от Москвы: там всё завистью пропитано.

Но слова поддержки мало утешили братьев. Им следовало браться за дела в полуразрушенном городе. Даниил подумал о Тархе, которому сейчас не хватает дяди Алексея, как и Алексею — Тарха.

— Надо бы мне сына привезти в Вильян. То-то вместе знатно будет!

— Нет, Данилушка, не тешь себя надеждой, что нас ждёт сладкая жизнь. Мы будем глубже увязать в болоте.

Слова Алексея, как и многое другое, сказанное им ранее, были пророческими. Братья заступили на воеводство в сентябре шестидесятого года, а в начале октября, меньше чем через месяц, Алексею Адашеву велено было выехать в Юрьев. Четвёртый воевода князя Мстиславского Осип Полев, которого тоже оставляли в Вильяне воеводой, счёл себя обиженным Алексеем Адашевым и написал на него царю Ивану Грозному донос.

А в это же время случилось поистине трагическое событие в жизни Ивана Васильевича, в русской действительности. 7 августа 1560 года скончалась царица Анастасия Романова, и это настолько нарушило нормальное течение жизни царя, что он начал зверствовать. Он окончательно избавился от влияния Избранной рады и ополчился на своих бывших любимцев. Он изгнал священника Сильвестра, отторг от Кремля сочинителя Ивана Пересветова, велел заключить под стражу Алексея Адашева по прибытии его в Юрьев.

Спустя три дня после отъезда Алексея в Юрьев Даниилу Адашеву была вручена отписка Поместного приказа. В ней говорилось, что все имения Адашевых в Костромской земле, в том числе село Борисоглебское, слобода Бошарово и пятьдесят пять деревенек, отписаны на имя государя.

Прочитав эту отписку, Даниил передал все бразды воеводского правления Осипу Полеву и помчался в Юрьев со своим стременным Ипатом. Пять дней они провели в пути и лишь на шестой день увидели крепостные башни бывшего Дерпта, которые штурмовали три с лишним года назад. В Юрьеве Даниил поспешил в замок, где располагался воевода Михаил Морозов. По службе он был ниже Даниила Адашева, принял его почтительно, но, когда узнал, с чем прискакал Даниил, твердо сказал:

— Ты меня, Даниил Фёдорович, не казни, брат твой волею государя арестован, и я не могу допустить тебя к нему.

— Но за что арестован?! — воскликнул ошеломлённый Даниил.

— Не знаю, братец, такова воля Ивана Васильевича Грозного, и не нам с тобой супротивничать ему.

— Ладно, он арестован, однако это недоразумение. И кто, наконец, узнает о том, что я поговорю с братом?

— Узнают, Даниил Фёдорович. Тут ноне кругом уши и глаза. Ты, дорогой, поезжай лучше к царю-батюшке. Он добр к тебе, герою державы, и к брату твоему проявит милость.

— Но в чём его обвиняют, за что пал гнев царя на его голову?

— И того не знаю, сердешный. Ты нынче переночуй у меня, а завтра чуть свет спеши в стольный град. Дам тебе десяток воинов, тёплый возок — вот и всё, чем могу тебе помочь.

— Воинов-то зачем?

— А в лесах и по дорогам ватажки вражьи шастают. — Морозов, похоже, страдал, что не может помочь чем-либо славному воеводе.

Как ни рвался Даниил увидеть Алексея, он понял, что настаивать на милости воеводы бесполезно: воля царя для него превыше всего. Он переночевал у Морозова и рано утром, сопровождаемый десятью воинами, выехал в Москву.

В пути у Даниила было время подумать над теми переменами, которые наступили в державе после смерти царицы Анастасии. «Господи, словно страшная буря налетела невесть откуда и всё взметнула в душе государя. Как мог он своего любимца, самого честного и преданного служилого человека, стоящего при нём уже почти двадцать лет, засадить в тюрьму? — сетовал Даниил. — Кто перевернул его многомудрый ум в нрав свирепый? Кто сделал его палачом в своём государстве?» — ярился он.

И вставали перед его взором лица всё тех же ползучих гадов Афанасия Вяземского, Васюка Грязного, Фёдора Ловчикова, отравивших царя ядом подозрительности и ненависти. «Как он был добр, как доступен всем, пока стояла при нём Избранная рада. Нет, это не смерть царицы изменила нрав государя, это ядовитая паутина опутала его, и он готов бы из неё вырваться и быть прежним человеколюбивым царём, да не сможет. Не сможет, ежели не помочь ему».

И Даниил уже решил для себя, что, приехав в Москву, он не только будет просить государя о милости к брату, но и откроет ему лица тех, кто его ноне окружает. Он уже немало знал об их деяниях, гибельных для Русского государства, но пока был озабочен главным — спасением брата. Даниил перебрал всех именитых вельмож, которые хорошо знали Алексея, ценили его как государственного мужа. Он сразу же пойдёт на поклон к главе Разрядного приказа князю Михаилу Воротынскому. Тот всегда ставил светлую голову Алексея превыше других. Сожалел Даниил о том, что князь Андрей Курбский далеко от Москвы: у него с Алексеем была глубокая мужская дружба. Даниил не ошибался. Позже князь Андрей Курбский напишет об Алексее Адашеве самые тёплые и проникновенные слова.

Перебирая в памяти имена и фамилии знатных вельмож, стоявших близко к Ивану Грозному в пору Избранной рады, Даниил, однако, сомневался, что ему удастся со всеми встретиться, поговорить, убедить их принять участие в судьбе их единомышленника. Наверное, считал Даниил, и они виновны в кончине царицы Анастасии. В горести Иван Грозный кричал: «Зачем вы разлучили меня с моей женой? Ежели бы у меня не отняли юницы моей, боярских жертв не было бы!»

Иногда, уставший от душевной маеты, Даниил покидал возок и скакал рядом с Ипатом или с воинами, сопровождавшими его. И уходила из груди боль, дышалось легче. Октябрь в этом году выдался не дождливый, и потому скакать было приятно. Даниил забывал порой, по какой жестокой нужде он едет в Москву, и ему казалось, что он опять в военном походе и рядом с ним верный и отважный Ипат. Как-то, глянув на него, Даниил подумал, что придёт роковой час, когда царь занесёт и над ним, младшим Адашевым, свой топор. Может, он успеет отправить Ипата на Днепр, чтобы тот нашёл там своё место близ Олеси. Видел Даниил однажды, каким ласковым и влюблённым взглядом он смотрел на неё. Знать, запала ему в душу славная казачка. «Может, слюбятся, сынка моего вырастят», — лелеял мечту Даниил.