Александр Антонов - Воевода

— Заряжайте! — И тут же велел воинам оттащить тараны и распахнуть ворота.

Только пушкари управились с зарядами, зажгли фитили, только распахнулись ворота, как из-за рощи на дороге появилась конная лавина. Вот она уже совсем близко, и можно стрелять. Даниил приказал:

— Огонь!

Вспыхнул порох, и прогремели шесть выстрелов. Ядра ударили в самую гущу ордынцев. Там всё сразу перемешалось. Падали убитые кони, на них налетали задние всадники. Замешательство ордынцев длилось несколько мгновений, но их хватило, чтобы вновь зарядить пушки и выстрелить залпом. Ударили из пищалей стрельцы из башни, со стен, из бойниц, что шли по низу стен. Ордынцы были ошарашены, многие развернули коней, чтобы удрать. Но сзади на них напирали свежие силы, всадники растекались по кругу. Тысячи их помчались вправо и влево, чтобы обложить крепость.

Отдав приказ сделать из пушек третий залп, Даниил тут же распорядился закрыть ворота и придвинуть к ним противотаранные устройства, как он называл их. Однако две пушки из башни продолжали раз за разом посылать ядра в гущу ордынцев, и оттуда доносилось дикое ржание лошадей, крики покалеченных, раненых воинов. Вскоре послышались выстрелы из южной и западной башен. Молчала лишь северная. Туда ордынцы не пошли: им мешала река Снежеть. Но вскоре они окружили Мценск и рассеялись в лощинах, в рощах, за буграми и холмами, лишь бы не позволить защитникам разить их из пушек. В этот первый день осады ногаи не делали никаких попыток приблизиться к крепости. А в самый глухой час ночи в Мценск вернулись двадцать дозорных и два гонца, которых посылали за ними. Они пробрались берегом реки Снежеть к северным воротам и без помех вошли в крепость, окликнув дозорных на стенах.

На второй день ногаи не проявляли никаких действий, будто их и не было вблизи Мценска. Однако они были рядом, оставаясь недосягаемыми для пушек и пищалей. Даниилу Адашеву поведение ногаев не понравилось. Надо было посоветоваться с тысяцкими, с воеводой Григорием. Даниил позвал их, и они поднялись на стены. Обошли их по кругу, вглядываясь в окружающую местность, потом присели у восточной башни, и Даниил сказал:

— Надо нам, други, разгадать, что замышляют ногайцы. Не пришли же они по ягоды в мценские места. Я бы открыл огонь из пушек, если бы знал, где стан ногайского князя. Убить бы его, и тогда ногайцы отхлынут.

Жолобов и Пономарь морщили лбы, теребили бороды, но молчали. Лыков не выдержал:

— Чего ж тут хорошего, ежели мы как слепые котята. Я мыслю так: надо идти в поиск. Ночью выйти из крепости и пробраться врагу за спину, а там уж с Божьей помощью искать отгадку.

— И ты пойдёшь? — спросил Даниил.

— Пойду. Да семерых охотников возьму. А больше и не надо. И чтобы все борисоглебские были.

— А меня возьмёшь? — спросил Пономарь.

— Нет. Да и воевода тебя не должен отпускать. Ты за меня и за себя тысяцким останешься…

Даниилу не хотелось отпускать и Степана. Но знал он, что лучше Степана никто не разведает, что у ногайцев на уме.

— А ещё я бы тебе посоветовал, воевода, — продолжал Степан, — на восточной дороге устроить засаду — гонцов перехватывать.

— Понял тебя, Степан. Вчера мы ногаев ошарашили, и теперь они, может быть, просто не знают, что делать. Наверняка будут искать совета у крымского хана. И пора, други, готовиться к ночному действу. Ты, Иван, о засаде подумай. Возьми из тех, кто в дозоре был, кто уже проходил через стан ногайцев. Тебе, Степан, собирать охотников, и в ночь мы вас тоже проводим. Помни, ежели удастся найти стан ногайского князя, засеки его. Мы туда потом десяток ядер пошлём. Для себя возьми пару смолянок. Будет невозможно возвратиться, зажжёшь их близ Снежети, и мы туда вылазку сделаем.

— Так и будет, — согласился Степан.

— Вот и славно, — ответил Даниил.

Все поднялись с груды камней, лежащих у стены, и вновь пошли по кругу, всматриваясь вдаль и пытаясь понять поведение врага.

Спустившись со стены, Степан ушёл к своим ратникам. Половина из его тысячи сейчас стояла у бойниц крепостной стены. Другая же, кому стоять в ночь, отдыхала. Воины любили своего тысяцкого. Слыл он у них за батюшку, потому как был старше всех, за брата, за друга закадычного. Каждому он умел сказать доброе слово и даже провинившихся в чём-то не бранил, а журил да посмеивался. Но сейчас ему было не до душевных бесед. Он увидел Кирьяна и сказал ему:

— Позови-ка ко мне, Кирюша, всех медвежатников борисоглебских. Помнишь?

Кирьян, сам на медведя смахивающий, улыбнулся простодушно.

— Их-то? Да все они у меня на кончике языка. — И отчитался: — Ипат, Фадей, Семён, Васюк, Митяй, Колюха.

— Славно. Вот и позови в мою камору. Да сам приходи.

Кирьян вразвалку убежал собирать «медвежатников», и совсем мало времени прошло, как семеро охотников, один другого крепче, ввалились в камору Степана, и в ней стало тесно.

— Ну, бородачи, хотите потешиться?

— Давно пора, не то от скуки да жары сомлеем, — ответил за всех Ипат, возрастом постарше сотоварищей.

— Тогда собирайтесь. В ночь и пойдём. Чтобы ножи у каждого были, трут, кресало возьмите. Ещё смолянок пару, луки, стрелы, сабли — чтобы всё при вас было.

— А где промышлять будем? — спросил Ипат.

— В стане у ногайцев. Должно нам знать, что замышляет волчья стая, почему второй день не нападает на нас. Кирюша, ты сходишь к воеводе Григорию, скажешь, чтобы харчей дал на восемь душ на два дня.

— Исполню, батюшка-воевода, — ответил Кирьян.

— Всем вам велю спать до сумерек. Как уходить, не забудьте мази от ран взять: всякое может быть. Вот и весь сказ.

Сумерки в этот день наступили рано. Пошёл мелкий дождь. Охотники порадовались: им это кстати. Даниил пришёл проводить лазутчиков, велел Степану:

— Уходи, Стёпа, через северные ворота, берегом Снежети.

— Вкупе с тобой мыслю, воевода. Там дорогу уже обжили.

— Ну, пошли с Богом, до ворот вас провожу.

Группа подошла к воротам. Их приоткрыли, и восемь воинов, словно тени, скрылись за ними, пропали за сеткой дождя.

Река Снежеть протекала близ Мценска с севера, изогнувшись дугой, она несла свои воды на запад. Берега её заросли густым ивняком, и лазутчики нырнули в него. Пробирались сажен двести, и всё вокруг было тихо, лишь дождь шуршал по листве да по кожушкам, в кои одеты были воины. Но вот на берегу реки показалась широкая прогалина, и на ней стояли кони ногаев, пришедшие на водопой. Степан задумался, как пройти через табун. Позвал Ипата и сказал:

— Идём со мной. Надо попробовать пройти у самой кромки воды.

Подошли к табуну. Кони прядают ушами, но не ржут. Кромка песка у воды свободна. Кони уже напились и отошли от неё. За рекой тоже виднеются кони, но ногайских воинов нигде не видно. Степан и Ипат идут след в след, кони чуть ли не касаются их мордами, но безразличны к ним. Степан подумал: «Хорошо, что собак нет». Но, миновав табун и подбираясь к крутому береговому откосу, он увидел ногаев. Укрывшись конскими попонами, они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Сколько их было, оставалось лишь гадать. Степан и Ипат затаились. Подождали. Кругом царила тишина. По береговому откосу пробрались дальше и вновь окунулись в ивняк. Степан отправил Ипата за ждущими их лазутчиками. Ждать ему пришлось недолго. Вот уже все в сборе. Они пробирались ещё сажен двести в зарослях, наконец вышли на кромку поля. За ним начинался лес. Осмотрев поле, насколько позволяла темнота, Степан отметил, что ногаев на нём нет. Лазутчики были уже за спиной у них, и Степан тихо сказал: