Станислав Десятсков - Верховники

Князь Дмитрий в упор смотрел в выцветшие, мутные глаза Головкина. «Почти одних со мной лет, а глаза совсем старые», — отчего-то подумалось Голицыну. У него глаза были зелёные, кошачьи, совсем молодые глаза. Головкин крутил головой, точно поджидал кого-то. Куда пропали Долгорукие, Остерман? Даже зять, Ягужинский, и тот исчез. А как нужен, как нужен для совета. Во всей зале они были двое, и им двоим предстояло решать, кто же будет избирать императора: сенат, генералитет или только они... одни... верховные. Последнее было страшно.

— Решай, Гаврила Иванович, решай! — настойчиво наседал Голицын.

Головкин с ненавистью посмотрел на его чисто выбритое холодное лицо. Такой вот не побоится решать, да у него уже всё решено, без меня решено, поёжился канцлер, тщетно пытаясь перехватить взгляд Дмитрия Голицына.

И в этот момент он услышал шаги. Шаги нарастали, гулко звеня под лепными потолками высоких залов, терялись на секунду в глуховатых переходах и спешили, спешили...

По тому, как уверенно и быстро шёл человек, по тому, как звенели ружья приветствовавших его часовых, выставленных в каждом зале, по тому, как безошибочно, не теряясь в переходах, он спешил сюда, где сейчас всё решалось, Головкин уже проникался почтением и уважением к этому человеку, брюхом чувствуя, что с ним идёт сейчас подлинная власть. И так как он всегда полагался на это своё особое чутьё (оно-то и вознесло его на пост канцлера), то он даже вытянулся, точно заранее приветствуя незнакомца. И когда распахнулись двери и офицеры-семёновцы дружно взяли на караул, Головкин, даже не всматриваясь — кто? — склонился в галантном поклоне. Первое, что он увидел, подняв голову, было насмешливое лицо Дмитрия Голицына. А рядом с ним скалил в улыбке белые зубы черноусый, румяный с морозца полковник семёновцев Михайло Голицын, второй после Долгорукого фельдмаршал Российской империи.

Успел-таки, прискакал с Украины, вызванный братцем. А ведь у него на Украине отборная армия, да и в гвардии он первый любимец, особливо у семёновцев, полковником которых он состоит уже двадцать пять лет.

И Гаврила Иванович Головкин смирился, дал согласие на созыв Верховного тайного совета.

Для огромного большинства власть — вещь таинственная. Те, кто стоят к ней ближе и выполняют её прямые приказы, находят её глупым канцелярским механизмом. И только те, кто владеют ею, находят в ней поэзию, её человеческую сторону. Историками также замечено, что власть не любит принимать решений в пышных дворцовых залах. Власть любит уединение. Может, оттого верховники не остались в Лефортовском дворце, где лежал покойный император, а перебрались в свои покои в Кремле. Секретарь Степанов с постным и унылым видом зажёг свечи, и неяркий дрожащий свет осветил грязноватую канцелярию с длинным, залитым чернилами столом, занимавшим почти всё её помещение. Вокруг этого огромного пустого стола по заведённому порядку рассаживались верховные персоны.

Даже в этот час они не сгрудились, не сбились на один конец стола, и оттого канцелярия по-прежнему казалась безлюдной с одинокими фигурами за массивным огромным столом.

Только двое из собравшихся держались спокойно и уверенно: Дмитрий Голицын да Василий Лукич. Первый оттого, что он уже заранее продумал и решил, другой же по своему врождённому легкомыслию.

Остальным было тревожно и беспокойно. Алексей Григорьевич Долгорукий и Головкин совершенно потерялись из-за бессонных ночей, краха семейных интересов и неожиданно свалившейся на них ответственности, оба фельдмаршала, Михайло Голицын и Василий Долгорукий, были растеряны, как бывают растеряны военные люди, оказавшиеся в кругу, лишённом привычной субординации. Император был для них прямой начальник, главнокомандующий, и теперь начальник умер. Было неясно, кого слушать и кому подчиняться в Верховном тайном совете, где были все равны.

Князь Дмитрий насмешливо оглядывал лица верховных. Давно ли здесь, в Совете, витийствовал Пётр Толстой, высокомерничал Меншиков, гордо восседал герцог Голштинский [50] ...гордо восседал герцог Голштинский... — Герцог Гольштейн-Готторпский Карл Фридрих — муж царевны Анны Петровны — при Екатерине I был членом Верховного тайного совета. ... Где они? Одного за другим время свалило сих голиафов, и вот сейчас время смирило и Долгоруких. Теперь они пойдут за ним — куда ей деваться, всей этой горластой, шумной семейке. Предобрый российских князей род! — усмешка с усилием подняла уголки жёсткого старческого рта. Да, они пойдут отныне за ним. Но он поведёт их не за фамильные интересы, хотя и их забывать не стоит, отнюдь не стоит. В политике ничего нельзя забывать.

И всё же его мысль шире семейных, корыстных интересов. Его мысль — государственная. Частные идейки противопоставляют их друг другу, его же мысль — объединяющая. Он заставит их быть вместе! И тогда власть навсегда будет в их руках, — а значит, в его, князя Дмитрия, руках.

Старый Голицын даже глаза приоткрыл от волнения. Вспомнились все унижения, через которые он прошёл, выполняя чуждые приказы, беспомощно созерцая, как уносит Россию, его Россию, могучий, но мутный поток скороспешных преобразований, как выскакивают на первые места, неизвестно откуда взявшиеся людишки, как ломают они на дыбе российскую историю. «Но не сломали! Ha-ко, батюшка, выкуси — не сломали!» — беззвучно рассмеялся князь Дмитрий, вслушиваясь в бессвязное жужжание голосов. Голоса были бессвязны оттого, что не прозвучал ещё его голос. Он молчал, а они, казалось, уже заранее подчинялись ему.

Обсуждали вопрос о престолонаследии. Головкин предлагал в соответствии с тестаментом [51] Тестамент — завещание. отдать престол внуку Петра I и Екатерины I, сыну их старшей дочери Анны Петровны от её брака с герцогом Голштинским. Кильский ребёнок, как называли мальчонку, будущий император Пётр III, остался отныне единственным мужчиной в роде Романовых. Да и то с боковой, сомнительной ветви. Тем не менее спорили до хрипоты.

Князь Дмитрий вслушивался в эти споры с затаённой злобой. Вспоминались самые тяжёлые минуты в его жизни, когда его, Гедиминовича, за нелестный отзыв о солдатской жёнке Петра I бросили в застенок Тайной канцелярии [52] Когда его, Гедиминовича, за нелестный отзыв о солдатской жёнке Петра I бросили в застенок... — Гедиминовичи — принятое в русских источниках и научной литературе название рода великих князей литовских и их потомков. Родоначальник Гедиминовичей — великий князь Литовский Гедимин (правил в 1316—1341 гг.). Среди княжеских фамилий из Гедиминовичей в России и Речи Посполитой в XVI—XVIII вв. наиболее известны Бельские, Вишневецкие, Голицыны, Корецкие, Куракины, Мстиславские, Трубецкие и др. , заставили покаяться и нести шлейф солдатки во время её коронации. Он подчинился. Не то чтобы испугался пыток или казни — не побоялся же его предок дыбы Ивана Грозного, не побоялся бы и он, но испугался, что всё задуманное, всё давно выношенное и обдуманное не удастся осуществить. И ради того уступил.