Валерий Замыслов - Ростов Великий

— Был мне вещий сон, в коем явился Георгий Победоносец и заявил: «Быть твоему сыну зело мужественным и знатным ратоборцем, да таким, что прославит имя свое на века». Тому, выходит, и быть. А ныне добрый и памятный день настал для княжича. Сегодня кончилось его младенчество, и наступил час рождения воина. Хватит Васильку воспитываться в материнском тереме. Отныне я приставляю к княжичу дядьку из искушенных в битвах воевод. В добрый час, Василько Константинович!

Все, приглашенные на торжественный обряд, подняли чаши с вином, а стремянные повели коня по кругу.

Василько не испугался, не заревел. Ему понравилось сидеть на коне. Обойдя круг, стремянные попытались снять княжича из седла, но Василько заупрямился.

— Нет! Еще хочу!

Константин Всеволодович одобрительно рассмеялся:

— Ай, да сынок. А я что говорил? Пусть сидит, пока не устанет.

На третьем кругу дорогу внезапно пересек, неизвестно откуда взявшийся, черный кот. Прирученный конь взбрыкнул и Василько едва не вывалился из седла. Княжий двор замер: еще миг, другой — и княжич окажется на земле. Худая примета!

Но Василько, забыв про узду, весь подался вперед, наклонился, обеими руками вцепился в шелковистую конскую гриву и вновь восторженно закричал:

— Еще хочу, еще!

— И впрямь отважным ратоборцем будет твой сын, князь Константин Всеволодович, — степенно произнес Еремей Ватута.

— Непременно будет, — похвально молвил другой боярин Воислав Добрынич.

И был пир на весь мир, коего не ведали княжьи слуги: бояре, старшие и младшие дружинники, стольники и спальники, стряпчие и ключники, тиуны и вирники, купцы и «лутчие» люди города. Пили, поднимали заздравные чаши за славного князя Константина, его сына Василька, за преумножение земель Ростовского княжества.

— Да будет на то воля Господня! — воскликнул князь. — Быть Ростову Великому стольным градом!

Ростовский удел всегда был тесен Константину. Он, старший сын великого князя Всеволода Большого Гнезда, жаждал завладеть всей Залесской Русью.

— Быть Васильку великим князем! — словно подслушав мысли Константина, прокричал третий боярин, Борис Сутяга.

Константин Всеволодович окинул испытующим взглядом бояр и невольно подумал: «Сейчас все из кожи вон лезут, дабы княжичу свое почтение оказать. Но что будет после моей кончины? Тот же Бориска Сутяга затеет свару и призовет на княжий стол чужака из другого удела. Бояре хитры и коварны. На одних лишь Еремея Ватуту да Воислава Добрынича можно смело положиться… А в дядьках у княжича ходить Емельяну».

Когда Константин Всеволодович объявил о своем решении, а затем вновь посмотрел на Сутягу, то удивился ему искаженному лицу. Узкогубый, клыкастый рот его искривился, капустные глаза зло прищурились. Он, как самый старший и самый богатый боярин, ожидал иного княжеского слова. Княжьи мужи не сомневались, что Василько будет поручен в «дядьки» Борису Сутяге. Но Константин Всеволодович зачастую был непредсказуем. Вот и сегодня отдал княжича в руки молодого и неродовитого боярина Ватуты.

Десять лет назад князь Константин собирал дань в селе Пужболе. На глаза ему попался рослый, богатырского вида детина с веселыми открытыми глазами.

— Чьих будешь? — спросил Константин.

— Еремей, сын Глеба Ватуты, что кожи мнет, а я у него в подручных.

— Вижу, силушкой не обижен.

— Да есть маненько, князь.

Константин Всеволодович был в добром настроении: и дань собрана богатая и погодье, как никогда бодрящее — с легким морозцем и мягким серебряным снегом.

Константин Всеволодович был не только великим книжником, но и заядлым любителем медвежьей потехи и кулачного боя. Князь подозвал к себе любимого меченошу Неклюда и указал ему на Еремку.

— Поборешь?

Неклюд оценивающими глазами оглядел Еремку и самоуверенно произнес:

— И не таких укладывал.

— Молодец, Неклюд. Ну а ты, Еремка, согласен на борьбу?

Еремка пожал широкими плечами и спокойно отозвался:

— А чо не побаловаться.

Не прошло и минуты, как меченоша Неклюд был прижат лопатками к земле. Князь немало тому подивился: Неклюд — сильнейший в дружине, и это он доказал в злых сечах. И вдруг какой-то Еремка поверг богатыря наземь.

— Хочешь ко мне в дружину?

— Я бы пошел, князь, да батя не отпустит. Ему без подручного, как мужику без лошади.

— С твоим отцом мы поладим, — с улыбкой молвил князь.

С того дня Еремей Ватута стал княжьим дружинником: допрежь в младшей дружине, а затем и в старшей. Проверен был Ватута и в сечах. Меч его был несокрушим и неистов. О богатырских подвигах Ватуты прознала вся Ростово-Суздальская земля.

Через пять лет Константин Всеволодович назначил Еремея своим первым мечником, возвел его в боярский чин и пожаловал угодья в Пужболе.

Боярин Сутяга злорадно хихикал:

— Из грязи да в князи. И кого? Безродного Еремку, смерда?

Константин Всеволодович прознал о словах Сутяги, пригласил в свои покои и резко произнес:

— Когда и кому быть боярином — дело мое, княжье. И перестань, Борис Михайлыч, злорадствовать. Что-то я не видел тебя в сечах впереди рати. Всё в хвосте отсиживаешься, а Ватута живота своего не щадит за Ростов Великий.

Сутяга будто оплеуху получил, хотел что-то возразить, но сдержался, ведая, что Константин крут и горяч. Сказал лишь:

— Прости, князь, но я слишком стар, чтобы в добрых молодцах ходить.

— Это в сорок-то лет? — усмехнулся Константин Всеволодович.

Сутяга проглотил обидные слова, смолчал, но князь ведал, что от сего боярина можно ожидать любой пакости.

Тревожными были первые годы младенчества княжича Василька. Еще и полгода не прошло после пострига, как на Ростов двинулось войско князя владимирского Юрия Всеволодовича. Близлежащие села и деревеньки были разграблены и сожжены. Дымы пожарищ доходили до города. Ростовцы поднимались на стены крепости и с тревогой думали: как там дружина, не слегла ли под копьями и мечами неприятеля? Тогда беда. Князь Юрий Всеволодович зол на Ростов, никого не пощадит

Василько, глядя в беспокойные лица челядинцев, спросил:

— А где дядька мой Еремей?

— Дядька твой, боярин Еремей Глебович, ушел с дружиной на неприятеля.

— А почему меня не взял? Меня ж на коня сажали, сказывали, что отныне я воин.

О том же и матери молвил, на что Анна Мстиславна, тихонько вздохнув, с грустной улыбкой ответила:

— Мал ты еще, Василько. Не пришло время твое, но чует мое сердце, еще навоюешься.

— А я ныне хочу! — топнул ножкой княжич.

Дружина вернулась в Ростов Великий под победный колокольный звон. Усталый Еремей Глебович, скинув с себя тяжелую броню, первым делом повстречался с Васильком. Вскинул могучими, широко палыми руками мальца над головой, спросил: