Валерий Замыслов - Ростов Великий

До самого Углича плыли молчком, а когда челн приткнулся к берегу, Малей, наконец, немногословно буркнул:

— Покумекаю.

Два дня навещал кричников, приглядывался к домницам и, наконец, решился:

— Приступим с Божьей помощью. Авось и у нас получится.

— Получится, Якимыч. И трех недель не пройдет, как задымит наша домница.

Рождество Пресвятой Богородицы — великий праздник. Малей и Прасковья, Лазутка и Олеся, принарядившись, отправились в храм. Олеся хотела стать обок с мужем, да вовремя опомнилась: женщины, как того требовал обычай, должны стоять на женской половине. Знай свое место! Упаси Бог по правую сторону встать.

А причащение? К царским вратам и вершка не шагни: там лишь мужчинам причащаться дозволено, а женщинам — поодаль, в сторонке. Родившая младенца жена, сорок дней считается нечистой, тут и вовсе о храме забудь. А минует срок — в церковь допустят, только до алтаря, в алтаре же женщинам век не бывать: не дозволено.

Да и много ли чего дозволено женщине? Почитай, на всю жизнь бесправная раба. Выйдешь на улицу — волосы надежно спрячь под плат или рогатую кичку, ни один мужчина не должен увидеть твоих волос, иначе срам на весь мир. Любой мужчина может плюнуть в твое лицо, ударить посохом или стегануть плеткой, да еще обозвать постыдными словами «прелюбодейка, гулящая женка». Постригшая по плечи волосы, предавалась всеобщему проклятию. А как же? Волосы — Бог дал, дабы всегда помнила о покорности мужу.

А коль надоела жена благоверному, у того и заботы нет, строго молвит:

— Ступай в монастырь!

Жена поперек слова не скажет: таков стародавний обычай. Простится с домом, детьми, родней и — в инокини. Муж же новую жену приведет, более молодую и такую же смиренную и безропотную. Гордых, сварливых, непокладистых жен мужья не терпели. Чуть что — долой со двора. «Ежели кому жена была уже не мила и неугодна, или ненадобна ради каких-нибудь причин — оных менять, продавать и даром отдавать, водя по улицам, вкруг крича: кому мила, кому наджобна?»

Страшная кара — за измену жены. Супруг мог, не таясь, блудить — никто не осудит, но чтоб жена впала в грех — величайший позор. Имя прелюбодейки склоняли по всем улицам, дворам, торгам и площадям. Муж — рогоносец имел право убить жену. Такую неверную супругу в Ростове кидали в озеро Неро. «За продерзости, за чужеловство и за иные вины, связав руки и ноги, и насыпавши за рубашку полны пазухи песку, и зашивши оную, или с камнем навязавши, в воду метали и топили».

Тяжка была женская доля на Руси! Редко кто купался в счастье. А вот Олесе повезло. Она была горячо любима. Вот он, стоит на своей мужской половине, а сам, даже в храме, когда всеми мыслями надо уйти в молитвы, нет- нет да и кинет ласковый взгляд на Олесю. А уж какой лепый! Высокий, чернокудрый, с покатыми, могутными плечами. Но главное — его глаза: нежные, добрые. Вот уже, почитай, год живет она с Лазуткой и, никогда не слышала от него худого слова, малейшего попрека. Он действительно носил свою ненаглядную на руках.

Олеся усердно молилась, благодарила Пресвятую Богородицу за счастливую жизнь, а затем, решив поставить свечки чудотворцам, она остановилась напротив Николая Угодника, и тотчас перед глазами всплыл ее отец, чем-то похожий обличьем на святого. И Олеся заволновалась, встревожилась. Как-то там родимый тятенька? Поди, убивается по своей любимой доченьке, места себе не находит.

Из глаз Олеси покатились крупные неутешные слезы. Ну почему тятенька не захотел её выслушать и приветить Лазутку? Почему потянулся за богатством, решив отдать её за какого-то рябого Власа, кой, девки сказывали, еще и малость глуповат. Ну, зачем же так, тятенька?!

В тот день в храме оказался и купец Демид Осинцев. За последние годы он заметно погрузнел, раздался в плечах, но зато и калита его довольно потяжелела. Демид Ерофеич стал одним из знатных углицких купцов, о коем ведали во многих городах Ростово-Суздальской Руси. В храме он стоял лишь позади бояр и княжьих мужей, стоял достойно, зная себе цену.

Обычно праздничные службы были всегда долгими и утомительными, поэтому Демид Ерофеич не выдерживал, и потихоньку удалялся из церкви. Когда он пошел к выходу, то неожиданно увидел молодую женщину с необычайно красивым лицом. Купец даже остановился. Господи, и до чего ж знакомо это лицо!.. Да это же… да это Олеся, юная жена ростовского купца Василия Богданова!.. Да быть того не может. Она же померла при родах. Уж не видение ли?

Демид Ерофеич перекрестился, но видение не исчезло. Да как же так, Господи! Неуж бывает такое сходство?

Полюбовался красавицей, подивился и направился в свои хоромы, мысленно повторяя: бывают же чудеса на белом свете.

Как-то, недели через две, в Углич приехал один из ростовских купцов, добрый знакомый Осинцева, кой на дни торговли всегда останавливался у Демида. Вечером за трапезой разговорились:

— Давненько не бывал в Угличе, Кузьмич. Аль в другие города всё шастаешь?

— Купца ноги кормят.

— Это уж точно. Сиднем барыша не добудешь…А как Василий Демьяныч торговлишкой промышляет? Года два его не видел.

— Промышляет. Башковитый купец, без деньги не сидит… Да токмо пагуба [92] Пагуба — горе, несчастье, беда. в его дом привалила.

— Аль обокрали?

— Кабы обокрали. Хуже, Демид Ерофеич. Есть у нас в Ростове ямщик — Лазутка Скитник. Удалый детинушка, провор! Взял да и увел дочку Василия из дома — и как сгинули, словно черти их унесли.

— Как это увел? — оторопел Демид. — Да так токмо тать может.

— Дочка сама ушла. Любовь, вишь ли, между ними. Выскочила из дома — и к ямщику. С того дня уж боле года миновало. Горюет по Олесе старик.

— Олеся?! — ахнул Демид Ерофеич. — Так вот кого я видел в храме.

— Видел в храме? — в свою очередь удивился Кузьмич.

— В храме. Вылитая мать. Лет шестнадцать назад у меня гостевал Василий Богданов, и крепко влюбился в молодую вдовушку Олесю, что была за погибшим княжьим дружинником. Сошлись. Олеся девочку родила, велела своим именем назвать, а сама при родах преставилась. Василий-то девочку в Ростов увез. Супруга-то его погоревала, погоревала да так и приняла падчерицу…Так вот куда, значит, приблудились Лазутка и Олеся.

— Неслыханная наглость, Ерофеич. Такие недобрые дела на Руси наказываются. Строго наказываются! Дай черни волю — они и не такое натворят, нечестивцы. Олеся глупа, что с нее взять? Курица не птица, а баба не человек. А вот ямщик… Хорошо ведаю я этого Лазутку Скитника. Отец у него был бунтовщик. Княжьего вирника едва ли не убил. Князь Константин его на семь лет в поруб кинул. И Лазутка такой же смутьян. Случись крамола, первым за кнут возьмется. Надо бы воеводе донести. Пущай обоих в Ростов на княжой суд отправит.