Степан Петров - Дом Черновых

— За молодой талант, за ваше будущее! — закончил Аяров, чокаясь с Виолой.

— Вот еще с кем я хочу чокнуться! — звонко крикнула Виола, поднимая бокал, а другой поднося Валерьяну. — Пью за тех, кто, безоружный, добровольно переживал муки и ужасы войны. Кто не убивал других, но сам смотрел смерти в глаза. Пью за добрых и храбрых, за тех, кто любит людей.

Она выпила и уронила бокал на ковер.

— Я пьяна, — сказала она, вдруг угаснув и бессильно опускаясь в кресло. — И весело, и грустно мне.

— У вас драматическое настроение, — дружески шепнул ей Аяров.

Виола засмеялась.

— Должно быть, все еще роль переживаю. Художник, сядьте ближе ко мне, я так ждала вас! Слушайте, на сцене поют. Какая грустная песня!

Со сцены доносились звуки балалайки. Небольшой, приятный тенор пел русскую песню:

— Это из цикла нижегородских песен, — пояснил Аиров.

На него зашикали.

Виола слушала, опустив голову.

Виола крепко схватила горячей рукой руку Валерьяна.

— Домой! — резко сказала она. — Устала, скучно. Плакать хочется. — И, наклонившись близко к лицу художника, прошептала: — Проводите меня!

Валерьян подал ей шубу. Руки Виолы дрожали. На сцене замирало пение.

У подъезда Виола еще раз посмотрела Валерьяну вглаза. Она быстро вскочила в сани. Валерьян, садясь рядом, тихо спросил:

— Куда?

Вместо ответа Виола безмолвно склонилась к нему.

— В «Континенталь»! — неожиданно для себя крикнул извозчику Валерьян.

Виола вошла в номер гостиницы, как в свою комнату. Доверчиво, радостно улыбаясь, сбросила ему на руки шубу. Чувствовала себя победительницей, поправляя перед зеркалом прическу и любуясь своей красивой фигурой.

Валерьян смутно помнил, как к ногам Виолы легким облаком упало платье цвета зари, как он схватил и поднял на руки упругое, прекрасное тело маленькой женщины…

Наконец он открыл глаза: над его лицом склонилось пылавшее смуглым румянцем лицо Виолы, и серьезно, грустно смотрели большие потемневшие глаза с длинными, изогнутыми ресницами. Лицо ее казалось неподвижным, но из глаз волной вдруг хлынули слезы.

— Милый!.. любимый!.. — тихо сказала Виола. — Люблю тебя… Пойду с тобой на все…

Замолчала, только теперь вспомнив о жене Валерьяна.

— Ведь она порвала с тобой, другого любит?

Валерьян вздохнул.

— Пока не выздоровеет, не брошу ее, — хмуро ответил он.

— И не бросай. Будь ей другом, а меня люби! Может быть, и я ее полюблю: она — живые мощи, а ты — живой человек, ты не можешь замуровать себя вместе с нею в могильном склепе. Это бывает только в опере «Аида», а жизнь — не опера. Тебе нужна свобода; ты художник, ты не имеешь права губить свой талант.

— Я люблю ее… и тебя! — тихо добавил Валерьян.

— Ну и что же тут особенного? Некоторое время будет у тебя две жены. Не ты первый, не ты последний. Она — твой крест, а я от тебя ничего не требую. Я только хочу спасти от гибели твой талант. Готова отдать все для тебя. Сколько лет ты любил больную, которая и любить-то тебя не может! Наверное, и того, другого, не по-живому любит. Должен же ты когда- нибудь вырваться из склепа! Я поступлю в московский театр, будешь приезжать ко мне. А лучше, если бы ты только заботился о ней, но не жил там, в провинции: там — погибель твоя. Ты сильный. Ты все вынесешь. Если же окажешься безвольным и слабым, я разлюблю тебя!

— Сильные выносят все, — возразил Валерьян, — но и они иногда падают. Слабые же никогда не несут креста. Вот и ты готова на жертвы для меня, а ведь тебе нужен сильный человек, который помог бы тебе подняться на гору. Я помню, ты так говорила.

— Мне — ты нужен… ты!.. Я не слабая. — Виола замолчала, потом усмехнулась. — Странно, о чем мы говорим! Ведь ты уже спас ее от смерти. Она почти выздоровела и даже другого полюбила. Чего же лучше? Миссия твоя кончена. Жена скоро выздоровеет, найдет свое счастье, и все будет хорошо. А мы с тобой, мой милый, любимый, начнем новую жизнь.

Валерьян обнял Виолу и повторил, по-прежнему хмурясь:

— Начнем новую жизнь! Да, наверно, ты была бы хорошим товарищем мне.

— Чего же хмуришься? Ну, улыбнись! Мне нравится, когда ты смеешься.

— Я не способен строить свое счастье на несчастье других.

— А хотя бы и так, — тряхнув головой, резко сказала Виола. — Сказано — падающего толкни! Иногда это честнее, чем падать вместе с ним.

Валерьян хотел возразить, но Виола прильнула к его губам.

Сквозь опущенные гардины давно уже пробивался зимний утренний свет, доносился шум трамвая, в коридоре гостиницы слышались шаги проснувшейся прислуги.

— Посмотри! — сказала Виола, приподнимаясь и смотря на дверь. — Телеграмма лежит на полу.

Она вскочила и подняла просунутую под дверь бумажку.

Вечером под Новый год в доме Черновых ждали приезда Валерьяна. По этому случаю Наташа, не встававшая с постели, приоделась.

Много было хлопот Марье Ивановне, чтобы нарядить больную по ее вкусу. У Наташи явилась фантазия одеться художественно, чтобы произвести приятное впечатление на мужа. Она сидела, спустив ноги с постели, в платье цвета осенних блеклых листьев. В особенности много было забот и размышлений с прической: густые каштановые волосы Наташи Марья Ивановна долго завивала, ползая перед ней на коленях, достала где-то длинные оранжевые листья и ловко вплела их в волосы.

Вошел Кронид, ухмыляясь в бороду:

— Сейчас Валерьян Иваныч звонил!

Наташа вспыхнула.

— Оказывается остановился в гостинице и спрашивает: не можешь ли ты к нему приехать? Я, конечно, ответил, что не может, мол, и просил прибыть сюда, заверил, что если он не хочет встречаться с Настасьей Васильевной, то это можно устроить… Все еще черные кошки между ними бегают, что ли?

Наташа покачала головой.

— Ах, Кронид, Кронид! Не в кошках дело. Ведь надо же нам о своих делах поговорить. И вообще я только ждала его, чтобы переехать на отдельную квартиру. А пока поживем в гостинице.

— Это скандал будет, — возразил Кронид. — Из собственного дома да в гостиницу!.. Силе Гордеичу обида. Что люди-то скажут! И без того Костя с Митей не разговаривают, жен их ты терпеть не можешь, Настасья Васильевна с Варварой Валерьяна ненавидят, Варвара против отца пуще прежнего злобствует… Прямо, как пауки в банке.

— Вот поэтому-то я и хочу из дома выехать, Кронид. Ты забываешь, что я больна, что все это на нервы действует… Как тут жить? Для того и мужа выписала. Отдельно хочу жить, своей семьей… Ведь у меня еще Ленька есть, и ему нехорошо: издергают его, как нас всех издергали… Где он?