Анна Фуксон - Артистическая фотография. Санкт Петербург. 1912

Когда Фирочка подросла, родители вместе выбирали самую хорошую еврейскую гимназию в Петербурге для своей дочери. Эта гимназия просуществовала до тех пор, пока не запретили все еврейские гимназии в стране. Там она изучала точные науки с такими же рвением и легкостью, как и гуманитарные. Но ни в коем случае она не была «синим чулком». Она была здоровой девочкой, энергичной и к тому же еще и хохотушкой. Когда ей было 14 лет, один из учителей гимназии посвятил ей стихотворение, возможно чуточку приторное, но написанное от чистого сердца:

«Глядя на вас, я по цветам тоскую,/ Мне нужно роз, нетронутых никем,/ И пышных астр, зовущих к поцелую, / И нежных хризантем./ И тем венком задумчиво украшу/ Ваш белый лоб и карие глаза,/ Чтоб не коснулись головки вашей./ Ни буря, ни гроза». /

Позднее, в беседах с Наташей, Фирочка слегка смущенно смеялась, но всегда любила цитировать это стихотворение… С точки зрения дочери, романтичный учитель верно описал лицо своей ученицы, в особенности контраст между высоким белым лбом и карими глазами. Однако сама она никогда не считала себя красивой, а если ей делали комплименты, она со смехом цитировала свою любимую Раневскую: «Я никогда не была красива, но я всегда была чертовски мила».

Случайные заработки, забота о родных – все это влияло здоровье их отца. Фирочка рассказывала, как они ставили для своего папы тазы с теплой водой, делали ему ножные ванны и тем самым помогали ему справиться с частыми приступами «грудной жабы» (стенокардии). В 1932 году он умер от продолжительной болезни сердца в возрасте всего лишь шестидесяти трех лет. Отец оставил семью в состоянии нищеты, и не по своей вине. Он был похоронен рядом с Арончиком в бедной половине еврейского кладбища.

Наташин дедушка родился в образованной и успешной семье, а умер практически неимущим. Он на себе испытал расцвет столичной еврейской культуры и ее закат. К счастью для него, ему не дано было увидеть ее полного уничтожения.

Поэтому, когда Катюша вышла из возраста младенчества и начала запоминать события, ничего, кроме страха перед властью или ужасов бедности, ей не припоминалось. У нее не было ни малейшего представления о прошлом семьи, и рассказы угасающей матери были для нее полным откровением. Но и старшая Катюшина сестра, Фирочка, мало помнила о былом благополучии, поэтому обе они жадно слушали рассказы матери, которая все чаще останавливалась, кашляла, пила воду и задыхалась.

В один пасмурный весенний день закончились рассказы матери, которая держалась до самого конца без жалоб. Сестры осиротели. Они надеялись сохранить мать в живых до лета, а там чудодейственная природа могла помочь им в их усилиях. Но и так их героизма хватило до поздней весны. Ведь стариков в городе, по страшной статистике Гранина и Адамовича, к этому времени уже не осталось. А их мама умерла 18 апреля 1942 года. Тысячи людей умирали от голода и болезней в ту пору в Ленинграде. В большинстве своем их хоронили в братской могиле безо всякой записи, потому что у их обессиленных от голода родных не было сил похоронить своих любимых.

Когда умерла мать, Фирочка собрала все свои силы, чтобы оказать ей последние почести. Вот что написала сама Фирочка для своей внучки несколько десятилетий спустя об этом дне: «Изнуренная голодом, холодом и обстрелами женщина ходила по Гатчинской улице и останавливала каждого мужчину, обращаясь с просьбой: «Помогите сколотить гроб» – это последнее желание моей матери, которая хотела быть похороненной рядом с отцом, но не надеялась, что в блокадное время это будет возможно. Никто из тех, к которым я обращалась, не высмеял, не выругал меня, и только отвечали: «нет сил», «не можем». А я все обращалась и просила. Неужели это была я? И все же нашелся один человек, который согласился за хлебные карточки это сделать».

Но это было не единственное, чего она добилась тогда. Сестры установили гроб на все те же незаменимые саночки, Катюша осталась дома с Илюшей, а Фирочка повезла мать в последний путь на еврейское кладбище на проспект Александровской Фермы – расстояние, которое сейчас при современных видах транспорта, включая метро, занимает минимум часа полтора времени. Она знала, что за несколько дней до этого, 15 апреля, после четырехмесячного перерыва, первый трамвай прошел по Большому проспекту. Но было запрещено заносить в трамвай покойника. «К счастью» для Фирочки, весна в 1942 году наступила позднее обычного. Та первая блокадная зима была по-особому холодной и длинной. Даже в марте мороз достигал 20 градусов. И в апреле все еще лежал снег, и это «помогло» ей тащить саночки на кладбище.

Сколько времени она шла? Этого не знает никто. Известно лишь, что в тот день она была голодна больше обычного, потому что она отдала свою и Катюшину пайку хлеба могильщику за то, чтобы он похоронил их маму рядом с могилой отца, который умер за десять лет до этого.

Благодаря дочерям, их родители соединились вновь, на этот раз навечно. Свидетельство о смерти матери и свидетельство о ее захоронении Фирочка хранила среди самых важных документов. При жизни Фирочки Наташа никогда не видела их.

Когда Фирочки не стало, Наташа нашла их в маленькой сумочке в укромном месте в ее шкафу. Лишь немногие в Ленинграде получили подобные документы в Ленинграде 1942 года. Видимо, способность преодолевать трудности и слабости характера Фирочка научилась во время блокады Ленинграда.

Но и за многие годы до войны, когда Фирочка только подрастала, она, по образцу своих родителей, всегда готова была помочь людям или, как говорится, «взвалить ношу на себя». Когда их папа умер, их маме, Ольге Вульфовне, было 53 года. Все годы своего замужества она, по современным понятиям, была домохозяйкой. Она рожала, растила и воспитывала детей и была преданной женой своему мужу. До революции в доме были кухарка, горничная и гувернантка, но первоначальным образованием детей всегда занималась она сама. Она была образованной женщиной, знала языки и музыку, но у нее не было ходкой, легко применимой в условиях террора профессии, которая дала бы ей возможность начать жизнь сначала после смерти мужа. Она была женой человека «из бывших», и это создавало ей дурную репутацию.

У нее на руках была 10-летняя дочка Катюша, девочка талантливая, как и все ее дети, но слабенькая, потому что родилась она в период голода, и периоды эти постоянно возвращались, и потому состояние девочки не улучшалось. Максимум, что могла предпринять мать, в дополнение к исполнению домашних обязанностей и уходу за младшей дочерью, это давать частные уроки музыки и иностранных языков детям относительно богатых людей. Только где их было взять в то время? Да и признанных дипломов у нее не было. Ведь в университет она так и не успела поступить. Поэтому она получала гроши.