Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Эдит продолжала собирать документы для своей хроники и делать списки со всех декретов, издаваемых королем и Витаном.

— Существует важное различие между прежними и теперешними, — рассказывала она Эмме. — В документах времен Этельреда говорится больше всего о людских грехах, за которые Бог наказывает весь народ. Теперь бросается в глаза отсутствие розги. Вместо этого говорится: самое важное сделать так, чтобы народ любил Бога и был верен королю Кнуту.

— Как будто я этого не знаю, — торжествуя ответила Эмма. — Право же, мы с Кнутом много ночей только о том и говорили.

— О да, — чуть обиженно возразила Эдит, — епископ Этельнот тоже участвовал в этом. Ну, да ладно: семя прорастает лучше на солнце, чем при ветре с градом. Хорошо, что король понимает: Бога лучше любить, чем бояться, и не важно, кто этому научит.

— Кстати о семени, — сказала Эмма, — я, наверно, рожу в начале мая, если я не ошиблась в подсчетах. Для грудного ребенка это прекрасное время. Да и хорошо, что не надо тяжелой ходить в ужасную жару. А ты случайно не знаешь, не собирается ли Альфива еще родить?

Эдит покачала головой так, что даже монашеское покрывало съехало набок.

— Ничего об этом не слышала. Наоборот, слышала будто Альфива уверяла, что больше не собирается рожать Кнуту детей, ведь он отказался жениться на ней. Пока что отвар, кажется, действует.

Эмма отказалась от мысли спрашивать об Альфиве у своего духовника. И поступила разумно, доверившись Эдит, и тем самым узнав все, что хотела, даже немного больше. Эдит была мастером хроники.

Поговорили они немного и о Торкеле. Эмма поняла, что, разрешив своему королю оставаться в Лондоне, она, пожалуй, сможет изредка встречаться с Торкелем. Сейчас они виделись лишь на больших встречах, и то Торкель, как обычно, всегда спешил. Возможно, это и хорошо, ведь Эмма сейчас в интересном положении и с каждым днем будет все круглее и круглее.

Этим она и довольствовалась, пока однажды Кнут не привез домой из Лондона новость. Его клокочущий смех слышался еще от ворот:

— Я женил Торкеля Высокого на вдове Эадрика Стреоны! Здорово, правда?

— Что? — Эмма открыла рот. — Но это же Эдгит?

— Конечно. Здорово, одна из дочерей Этельреда вышла замуж за самого верного мне ярла.

Посчитав на пальцах, Эмма обнаружила, что Эдгит двадцать два или что-то около этого. Женщина в самом расцвете. Значит, у Торкеля молодая жена, настолько молодая, что он едва ли станет обращать свой взор на стареющую клячу вроде Эммы…

— Но она слишком молода для него! — воскликнула Эмма.

— Пожалуй, — согласился Кнут. — Но сам он, кажется, так не считает. А разница в возрасте, пожалуй, не намного больше, чем была между Этельредом и тобой?

«Да, утешение что надо! Сатана этот Этельред, — подумала она, — он все еще преследует меня, даже мертвый. Мой сын Эдвард должен был стать королем, а стал им Эдмунд. Теперь вот Эдгит отбирает у несчастной ее последнее утешение…»

Несмотря на дурное настроение из-за Альфивы, Кнут и Эмма чувствовали себя хорошо друг с другом. Он часто просил ее совета или, по крайней мере, делился своими мыслями. Она и сама приходила к нему за советами. Так как он не всегда или редко полностью следовал советам Эммы, последние нередко становились исходным моментом для дискуссий. Особенно по теологическим вопросам, где оба считали, что мыслят почти одинаково, основываясь на общей для обоих вере в асов. У Эммы Кнут учился, что лучше держать про себя, общаясь с епископами, и как формулировать свои еретические взгляды, чтобы они звучали «ортодоксально». Однако, больше всего он старался узнать истинные ответы, чтобы в глазах своих церковных союзников выглядеть хорошим христианином.

Эмме и Кнуту почти незаметно удалось изменить тональность официальных документов — как в случае с призывом «любить Бога» вместо угрозы народу за его грехи. Не то, чтобы старое выражение было ошибочным — однако новое столь же правильно!

Благодаря этому Эмма вскоре почувствовала свою сопричастность к управлению страной; такого она никогда не ощущала в те долгие годы при короле Этельреде.

Другое, радовавшее Эмму дело, касалось ее наследства от Этельреда. Кнут почти мгновенно подписал все необходимые доверенности и предоставил Эмме умеющего считать писаря. Несмотря на все разговоры о бедности Этельреда оказалось, что оставленное им наследство колоссально. Он владел усадьбами и землей по всей стране; многое перешло «короне» после смерти прежних владельцев, умерших либо естественной смертью, либо нет, по причине преступления — совершенного или же только предполагаемого. Как бы там ни обстояло с «правом короны», многие из этих огромных владений числились под именем короля Этельреда…

Эмма и ее писарь решили все вопросы, связанные с этими владениями, обсудить вместе с Кнутом. Неразумно было бы наложить секвестр на то, что позже королю самому может понадобиться. Эмме следовало учитывать, что владения эти не являлись собственностью лично короля Этельреда, так мог бы возразить Кнут. Но и такое ей сошло бы, она бы могла пожаловаться, что недопоняла. Однако писарю хотелось сохранить свою голову, вот он и спрашивает.

— В моем владении столько усадеб и дворов, что я едва справляюсь с ними, — возразил Кнут. — Многие из них я получил в свои руки потому, что их прежние владельцы не смогли расплатиться с долгами иным способом. Так что, владей себе спокойно, только назначь меня своим наследником… Но часть владений приобретена королем Этельредом очень странным способом. Их ты должна продать как можно быстрее. Хорошо бы через подставных лиц, а те продали бы их дальше, лучше всего частями — или вместе с другими. Потребуются десятки лет на розыски старых документов, если кто-нибудь пожелает притязать на возвращение прав на наследство. А новые владельцы будут ссылаться на… Ладно, писарь Руфус объяснит тебе, как это может быть, если ты не понимаешь.

— Что ты, — быстро возразила Эмма, — я все вполне понимаю. Но я могу и многое потерять, если поспешу с продажей в такие времена?

— Вот именно, — согласился Кнут. — И потому ты должна найти себе старшего управляющего, а тот все время будет следить, чтобы твои владения находились в наилучшем состоянии. А когда ты сама выберешься, объезжай владения и покажи себя, тогда тамошние управляющие поймут, что ты серьезный землевладелец, и станут следить за тем, чтобы твои дворы давали хороший урожай. Так ты поможешь окрестным крестьянам лучше всего — тем, к кому ты питаешь такую жалость. Но помни: всегда обращайся за помощью к приходским священникам, им будет лестно. Особенно, если сначала ты заверишь их в благожелательности епископа…