Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Бесконечные размышления Эммы об одном и том же прервал священник Стиганд, вернувшийся из одного из своих походов.

Эмма страшно ему обрадовалась. Его радость, казалось, была не меньше. Он почтительно поцеловал ей руку и благословил ее, положа ладонь на ее вдовье покрывало.

Эмма еще раз должна была похвалить Стиганда за его успех в Булони. Стиганд поблагодарил с плохо скрываемой радостью. Поездка была удачной и для Стиганда, поскольку его пригласили в замок в Генте, где он встретился с графами Фландрии. Королева Эмма состояла в родстве с домом Бодуэна Железная Рука и хотела, чтобы родственники узнали, как с ней обошлись.

— У меня плохая новость, — сказал Стиганд. — Старый граф только что умер, правление перешло к его сыну — это, наверное, Бодуэн Пятый?

— Именно, — живо ответила Эмма, — хорошо, что старик, в конце концов, отошел с миром — ты не можешь поверить, какие в этой семье были отношения между отцом и сыном!

Да, Стиганд уже слышал это не раз и не два, а целых три, если не больше, и мог сам продолжить рассказ, но Эмма подробно познакомила его со всеми этапами этой родовой вражды.

Вторая жена Бодуэна Четвертого приходилась Эмме племянницей и мачехой новому графу Фландрии. Когда герцог Ричард Третий Нормандский, Эммин племянник, скончался в 1027 году, он был обручен с Аделью, дочерью короля Франции Роберта. А Бодуэн, можно сказать, похитил Адель для своего сына! Но стоило только молодому Бодуэну жениться на невесте моего племянника, как он поссорился со своим отцом и выгнал его. Бедняжка Бодуэн Четвертый нашел себе приют в Нормандии и сумел уговорить нового герцога, моего второго племянника, Роберта, помочь ему в борьбе с сыном. И довольно бесцеремонным образом вернул себе титул графа Фландрии, а молодому Бодуэну пришлось пока что довольствоваться титулом графа Лилльского. Теперь между отцом и сыном должен был воцариться мир, что и произошло. Но мне все равно было приятно услышать, что мой друг Бодуэн и моя подруга Адель наконец стали правящей графской четой во Фландрии. К тому же у них трое прелестных маленьких детей…

— Я все это знаю, — простонал священник Стиганд. — А теперь…

— Знаешь? Но одного я тебе не говорила никогда: Бодуэн Лысый, второй по счету Бодуэн, который… погоди, который, должно быть, является прапрадедушкой покойного графа, был женат на дочери нашего Альфреда Великого по имени Гертруда.

— Наконец-то ты назвала имя, которое я так долго пытался произнести! Говорят, что твой сын Альфред навестил нового графа Фландрии и просил его о помощи.

— Какой помощи?

Стиганд пожал плечами и сел на корточки, чтобы погладить Эмминого кота.

— Ходят слухи, что Альфред хочет сколотить хорошо вооруженную дружину, чтобы двинуть с ней в Англию. Наверное, кто-то внушил ему, что английский трон так и ждет его.

— Ерунда! — воскликнула королева. — Сыновья Этельреда выдворены раз и навсегда. Кто захотел бы?.. В таком случае, сыновья Эдмунда Железнобокого ближе к…

—.. хотя географически они далеко, — оборвал ее Стиганд.

Эмма отвергла слух как «чепуху», но он заставил ее задуматься. Если бы кто-то захотел подлить масла в огонь в английском королевстве, он бы наверняка в первую очередь обратился бы к Эдварду. Может быть, Эдвард отказался — его уже один раз провалили, когда Витан вместо него избрал королем Эдмунда Железнобокого. Так что оставался Альфред. И теперь она заставила себя вспомнить, что еще когда мальчики были маленькими, она мечтала о новом Альфреде на английском троне; именно поэтому она добилась, чтобы мальчика назвали в честь его великого предка. Эдвард внушал мало надежды, она думала, что болезненный ребенок долго не проживет.

Слухи об Альфреде могли быть отчасти правдой и по другой причине. Естественно, Эмма всячески угрожала Альфиве и Харальду. Не только муками ада, но и гневом Руана. Ее семья по другую сторону Канала не должна была молча взирать, как попираются ее права. И когда ее в первый раз выдали за английского короля, ее братья потребовали, чтобы сыновья Эммы от Этельреда в первую очередь считались престолонаследниками. Альфива может быть спокойна: никто в Руане этого не забыл! Там же живет сын английского короля с гордым именем Альфред: только английский народ услышит его имя, как сомкнет вокруг него свои ряды!

Да, так она говорила и угрожала… Естественно, с небольшим успехом. Альфива и ее приспешники знали, что Нормандии не до того, чтобы интересоваться английской борьбой за трон. Никто, даже Эмма, не знал, что в конечном итоге станет с герцогством. Она только и слышала, что у маленького Вильгельма был не один противник среди ее родственников, которые считали, что имеют больше прав на титул герцога, чем молодой «ублюдок».

К тому же у Эммы совсем не было желания делать Альфреда королем Англии. Им будет только Кнютте и никто другой. Но этого ее противники не могли знать наверняка, тем более что угроза была произнесена, черт ее побери!

И если слухи были правдой, становилось понятно, почему Альфред вербует людей во Фландрии, а не в Нормандии. Авантюристы вокруг Руана были заняты в тамошних домашних делах. И кто бы ни правил в Руане, он хочет мира за границей и невмешательства в дела Англии. К тому же Фландрия расположена значительно удобнее для переправы в Англию, особенно для такого морехода как Альфред, который едва может отличить на судне нос от кормы.

— А мы не можем его остановить? — вдруг сказала Эмма. Стиганд оторвался от кота: он не совсем понял, кого надо «остановить». Он неправильно истолковал молчание королевы. Значит, она все-таки поверила слухам?

— Боюсь, что уже поздно, — ответил он. — Будем надеяться, что слухи не подтвердятся. Я, конечно, могу попытаться узнать, где находится принц Альфред.

— Да, узнай! Дай Бог, чтобы это оказалось неправдой и чтобы он все устроил только для Кнютте!

Эмма словно вернулась в этот мир несправедливости, и у нее опять хлынули слезы. Она повторила Стиганду все свои несчастья, почти ритуально: теперь она рассказывала о них всегда в одном и том же порядке, откуда бы она ни начинала свои причитания. В глубине души Стиганд жалел красивую королеву и считал, что она почти во всем права. Каким-то образом он должен остановить этот поток слез, который ее портил и обессиливал.

Он помог встать королеве. Затем обнял ее.

— О, как прекрасно! — вздохнула Эмма. — Подумать только, у меня есть человек, который меня жалеет.

Каким это было утешением оказаться в объятьях мужчины, пусть даже священника. Она немного поплакала и из-за этого. Заметив, что он ее не отпускает, она перестала плакать. Обнаружив, что его руки ищут ее грудь и бедра, она задержала дыхание, чтобы не вспугнуть их. В конце концов он забрался ей под юбки и приласкал ее лоно. Оно тотчас увлажнилось, и она, закрыв глаза, вся отдалась чувствам, надавив на его ладонь и ищущие кончики пальцев. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы воспарить.