Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Ролло начал окружать Шартрез. Он правильно рассчитал: герцог Ричард поспешил на помощь осажденному городу. Их войска столкнулись. Как это часто случается, они потеряли многих воинов, истощили друг друга и уже были не в состоянии продолжать борьбу. При этом обе стороны ждали подкрепления. Ролло ждал Ботто, Ричард — герцога Эбле. Тогда наш епископ Гуантельм пошел вот на какую хитрость. Поверх рыцарских доспехов он надел одежду, в которой служил мессу, и собрал всех нас. Он взял главную Святую реликвию нашего собора — хитон Пресвятой Девы Марии и вручил его мне. Все мы вышли через главные ворота. Впереди несли крест. Затем рядом с епископом шел я с хитоном в руках, за мной — певчие и горожане, в самом конце — всадники в кольчугах и латах. Неожиданно всадники отделились от процессии и помчались в обход, в тыл норманнам. Ролло не стал сражаться, оказавшись между двух войск, если, конечно, можно назвать наших всадников войском. Помню, как я кричал «ура» и поднимал хитон Девы Марии высоко над собой в знак благодарности. Дева Мария совершила чудо и спасла город от язычников.

К сожалению, часть отряда Ролло повернула против нас. Они совершенно неожиданно приблизились, и какой-то всадник в железных доспехах захотел выхватить у меня из рук хитон, а я не отпускал. Вместе с ним норманн потащил меня за собой. Так, в одежде для мессы, с хитоном Девы Марии и молитвенником в руках, я оказался в плену у норманнов. Тогда я стал вспоминать всех известных мне богов, вспомнил даже старого Адама. Мои похитители остановились и сбросили меня на землю. Посмотрели на меня. Один из них спросил:

— Ты датчанин?

— Нет, я с острова Готланд, — ответил я, хотя знал, что датчане считают все острова своими.

— В таком случае, ты все равно датчанин, потому что остров Готланд принадлежал датскому королю, когда я уезжал из дома, — сказал воин.

— Какой датский король? — спросил я. — На Готланде нет никого, кроме нас самих, я ведь оттуда.

— В таком случае, тебя там давно не было.

— Тебя, наверно, тоже.

Всадники устали и, разговаривая со мной, зевали во весь рот. Я сообразил, почему меня взяли в плен: из-за Святого хитона и моей одежды. Язычники уже узнали цену христианских реликвий и умели их выгодно обменивать. И, может быть, датский хёвдинг захочет явиться в долину Сены в роли благодетеля, который привез ценную реликвию. Мои руки конвульсивно вцепились в хитон. Норманны сказали, что либо я отдам хитон по собственной воле, либо мне отрубят руки. Я, конечно, выбрал первое. (В отличие от людей из Шартреза и от этих язычников я слышал: ходят слухи, будто этот хитон изготовлен монашками в Кельне). Датчане не успокоились. Они потрогали мою рясу и спросили:

— Бели ты из наших, то почему так вырядился?

— Я был в плену. — Видимо, эти слова подсказал мне дьявол. Потом я много страдал за то, что так кошмарно соврал. Но тогда я думал: «Язычники оставят от меня мокрое место, если узнают, что я христианин, да еще и кюре». Чтобы показать свою готовность к подчинению, я сорвал с себя одежду и бросил к их ногам.

— Да, тебе повезло, ты удачно вырвался. Почему же ты сразу не сказал, кто ты такой?

Я не успел ответить, так как показались конные французы. Мои датчане помчались на гору Леуг. Я вошел в роль и побежал, изо всех сил стараясь не отстать от них. В конце концов, все мы заблудились в лесу. Потом я услышал, как где-то неподалеку негромко и неторопливо разговаривают, увидел отблески костра и пошел на огонек. Говорили по-датски. Значит, норманны не смогли прорваться через французские отряды и скрываются в лесу. Я замерз и подумал, что слишком поспешил снять свое облачение. Если сейчас в таком виде, полуголого, меня увидят, то наверняка засыпят вопросами. Однако я надеялся, что слух обо мне уже распространился, и я смогу найти своих новых знакомых, которые расскажут, кто я, дадут мне еду и одежду. Я вышел к костру и понял, что напрасно беспокоился. Тысячи норманнов попали в окружение к французам, и ничто никого не могло удивить в эту ночь. Многие просто сбросили свои потные одежды и совсем голые бродили вокруг огня, чтобы хоть немножко согреться и обсушиться. Вдруг я увидел: у одного воина намотан на голове кусок моей рясы. Он меня сразу узнал.

— Куда же ты делся? Почему не поддержал нас своим мечом там внизу? Так как тебя зовут?

— Хейрик.

— Я Краке, земляк Ролло. Тебе повезло, что я тебя нашел. Я поговорил с Герло, ему любопытно на тебя посмотреть. Герло — один из наших ярлов.

— Разве самого Ролло здесь нет?

— Нет, он с главным войском на северо-востоке и еще не знает, в какую передрягу мы попали.

Краке отправился искать Герло. Интересно, зачем ему это понадобилось? И почему хорошо, что он меня нашел? Я не понял. Вот сейчас я окажусь лицом к лицу с норманнским ярлом, и он, конечно, сразу определит, кто я такой на самом деле. У меня зубы стучали от холода. Может быть, еще и от страха. Но вот Краке молча остановился перед лысым человеком, который сидел у костра, вытянув ноги, и что-то пил из своего шлема. Краке поджидал; наконец, лысый посмотрел на нас.

— Герло, вот тот пленник, о котором я рассказывал. Его зовут Хейрик.

Герло внимательно посмотрел на меня.

— Ну и как ты здесь очутился?

— Как я оказался на Леуге, ты знаешь. Наверно, ты не об этом спрашиваешь. А как я оказался в Шартрезе — история длинная, в двух словах не расскажешь.

— Лучше бы ты сказал, как нам отсюда выбраться, — проворчал он и снова стал пить. — Если ты знаешь, как называется гора, может, ты и еще что-то знаешь?

Как только он спросил, на меня нахлынули воспоминания…

Герло крикнул, к нам подбежал человек то ли с коробкой, то ли с мешком за плечами. Из мешка торчал носик. Я подставил ладони и залпом глотнул. Оказалось, очень хорошее вино. Подошли ярлы и сказали:

— Мы никогда не выйдем отсюда.

— Французов и без того много, да еще прибыл этот Эбле со своими отрядами.

— Они нас голодом уморят или поубивают всех, если мы попробуем прорваться.

— Спокойно, — ответил Герло, — у нас тут человек с острова Готланд. Он знает дорогу и здешние места. Послушаем-ка его. Успеем еще выпить нашу заупокойную чашу.

— Есть лестница, — рассказал я, — которая ведет из старого заброшенного монастыря на вершине этой горы в другой монастырь, вниз, в город. Монахи часто пользовались этой дорогой. Лестница — черный ход на случай нежданных гостей. Монастырь на горе разрушен, а лестница сохранилась.

— Ты хочешь сказать, что тысячи людей ночью смогут спуститься вниз по хлипкой лестнице из деревянных дощечек?

— Нет, не все, несколько человек с сигнальными рожками. После полуночи, когда французы заснут, они спустятся и протрубят сигнал атаки. Французы подумают, что Ролло обошел их с главными силами. Всем известно, что норманны могут сражаться в полной темноте, а французы только днем. Французы будут ждать атаки со стороны равнины. В это время все остальные норманны спокойно спустятся с горы по дороге.