Ричард Лури - Ненависть к тюльпанам

Вскоре в школе произошло необычное событие.

Среди наших учеников было несколько евреев. Одного из них постоянно дразнили. У него были чёрные курчавые волосы, которые блестели, как намасленные, и поэтому его было легко заметить.

Я слышал, как дети называли его жидом . Несколько раз я тоже замышлял крикнуть ему жид , просто чтобы посмотреть, что произойдёт. Но такой случай мне так и не представился, потому что он перестал появляться в школе. Сначала я думал, что он заболел, но через пару дней узнал, что он переселился в Англию. Вот так просто — фьюить! — и исчез.

Неделя за неделей проходили без особых новостей. Мало-помалу люди стали забывать о далёкой войне и больше беседовали на другие, более близкие темы. Взрослые толковали о ценах и заработках; дети ожидали, когда же наконец замёрзнут каналы, и предвкушали приближение Олимпийских игр, назначенных на будущее лето в Амстердаме.

Со временем некоторые изменения всё же становились заметны.

Мой отец ворчал, что люди перестали ходить в ресторан.

Моя мать теперь часто становилась либо нежна, либо раздражительна без видимых на то причин, хотя раньше такое с ней не случалось.

Я не знал тогда, что она беременна, пока поздней осенью её большой живот не стал особенно заметен. Отец любил поглаживать этот живот, и я понимал, что он старается хоть как-то привести мать в хорошее настроение.

Вскоре после Нового года родились близнецы — это были Ян и ты, Уиллем!

Пока мать лежала в больнице, отец опять взял меня с собой на рынок.

На этот раз он двигался медленнее и более тщательно выбирал продукты, приговаривая: «В голодные времена глаза заостряются!»

Для меня оставалось неясным, как это времена могут быть голодными, и не нравилась необходимость заострить глаза.

Торговцы теперь разговаривали с ним по-другому: одни менее дружелюбно, другие — более.

— Говорят, ты опять стал отцом? — спросил один из них, стоя за своим прилавком с горой льда и сельдей.

— Более того, дважды!

— Что, близнецы?

— Да, мальчики!

— Во всяком случае, это мальчики!

— Верно, верно! Но жена по-прежнему хочет девочку, чтобы можно было её наряжать!

К тому времени я уже знал, как взрослые делают детей. Я слышал их при этом занятии, и даже несколько раз подглядывал за ними. Их неистовство пугало и в то же время волновало меня.

Один из моих одноклассников тоже был осведомлён обо всём, за исключением того, что при этом люди совершают движения. Никто не говорил ему об этом, и он никогда не заставал своих родителей врасплох. Так вот, он был чрезвычайно ошарашен, когда однажды обнаружил, что люди в это время двигаются.

Мы хохотали по этому поводу несколько дней.

Пришла зима, и каналы наконец-то замёрзли. Установилась отвратительная голландская погода: сильный ветер приносил с Северного моря дождь со снегом. Люди ворчали по поводу слякоти больше, чем обычно, чтобы отвлечься от разговоров о войне.

— Воюют ли армии зимой? — спросил я моего отца.

— Только в крайнем случае. Люди предпочитают убивать друг друга в хорошую погоду!

Следовательно, мы были в безопасности до весны!

Жизнь в семье круто изменилась с появлением близнецов.

Даже один новорождённый ребёнок создал бы в доме особенное настроение, а с близнецами этих особенностей прибыло вдвое больше! Они приковывали к себе пристальное внимание моих родителей, родственников, каждого, кто заходил в гости.

Я же невзлюбил вас обоих! Кем вы были для меня? Комочками плоти в одеяльцах!

Моя бедная мать долго не могла толком выспаться. Когда один из мальчиков спал, другой начинал плакать и будил первого. Однако постепенно близнецы приучились вместе засыпать и вместе просыпаться.

Окружающие говорили про них:

— Они как будто единый организм с двумя телами!

— Погодите, вот вырастут и станут разыгрывать шутки с вами — один будет притворяться другим!

— А некоторые из них способны посылать мысли на расстояние и разбивать чайные чашки, не касаясь их! — сказала одна старая женщина без малейшего сомнения в голосе. — Я сама такое видела!

Однажды мать положила малышей на свою кровать и сказала мне:

— Последи минуточку за братьями, мне нужно помыть руки! Не дай им упасть на пол!

Это был самый первый случай, когда я оказался наедине с близнецами.

Я приблизил лицо вплотную к ним, чтобы разглядеть, есть ли в них что-то необыкновенное.

Мои глаза смотрели прямо в ваши глаза, такие же голубые, какие бывают у всех малюток.

Вы оба заорали одновременно. Мать вбежала и оттолкнула меня в сторону мокрыми руками.

— Что ты им сделал?

— Ничего! Просто смотрел на них!

Она схватила близнецов и унесла из комнаты, оставив меня одного около постели, на которой она с отцом зачала их.

Вы, братцы, никогда не любили меня после этого!

У вас были свои тайные способы беседовать между собой: быстрые взгляды, особые движения маленьких пальчиков.

У вас были свои секретные способы беседовать и со мной тоже. Хотя вы не могли ещё говорить, я всё же слышал, как вы оба сообщали мне:

— Мы не любим тебя, но мы будем притворяться, чтобы не огорчать нашу мать! И ты тоже должен притворяться, что любишь нас, если ты действительно любишь свою мать!

Я понимал — необходимо оградить близнецов от всего плохого, что может случиться с ними. Но я не знал, как именно это сделать, и старался находиться как можно дальше от них, чтобы не стать даже косвенной причиной, если что-нибудь произойдёт.

У меня даже было чувство, что они желали для себя какой-нибудь неприятности, случившейся по моей вине — тогда вся любовь нашей матери целиком принадлежала бы им.

Однажды, спускаясь вниз по лестнице в погреб, я вдруг внезапно потерял сознание и свалился с ног. Вне сомнения, близнецы устроили это! Ведь, передавая свои мысли на расстояние, они могут при этом не только разбивать чашки, не так ли?

Гости, родственники и соседи всегда спрашивали меня — как мне нравятся мои братья? Я знал, какой ответ ожидался, и отвечал именно так. Они даже не пытались взглянуть мне в глаза, чтобы убедиться — не лгу ли я, как мог бы солгать любой ребёнок. Их на самом деле интересовало не это, а насколько правильным окажется ответ.

Один только дядя Франс заметил моё состояние:

— Помню, когда родилась моя сестра — твоя мать, я чувствовал себя ограбленным, как будто кто-то прошёл мимо и выхватил у меня из рук любимую игрушку!

При этих словах, впервые после появления в доме близнецов, я почувствовал облегчение и успокоился. Я никогда не смог бы завести такой разговор с моим отцом или с кем-либо ещё.

— Она тоже родилась очень миленькой, — продолжал дядя Франс. — Я был обязан любить её! Но для меня всё изменилось!