Илья Бражнин - Мое поколение. Друзья встречаются

Те же санитарки оттаскивали в сторону раненых, переносили их на своих плечах в кубрики или в кочегарку. Иные раненые оставались на палубе, не желая бросать своих мест. Санитарки перевязывали их тут же у пулеметов и орудий, прислонив спиной к мешкам с песком, наваленным у края палубы. Перевязочными материалами служили полотенца, рубахи и носовые платки. Одна из санитарок забежала в штабную каюту и, увидя висящее на гвоздике полотенце, схватила его и убежала с ним на палубу. Сидевшая в каюте машинистка проводила её молчаливым взглядом и снова опустила глаза на свой ундервуд. В самом начале боя залетевшая в каюту шальная пуля ударила в машинку и перебила рычажки двух букв. Это привело машинистку в ярость, и ярость потушила страх.

Тут же под рукой лежали неперепечатанные сводки и последнее донесение Ситникова. Особо жирная клякса в низу листа привлекла её рассеянное внимание.

- Тоже чистюля! - укоризненно покачала головой машинистка и, наклонившись, чтобы разобрать заляпанное кляксой слово, с удивлением прочла: «…женюсь»; она пробежала глазами всю строку и была удивлена ещё больше. «Жив буду - обязательно женюсь на ней, честное слово…» Не понимая, о ком идёт речь и как это могло попасть в донесение, она бегло прочла всю страничку. Листки дрогнули в её руках. Она отбросила их от себя, потом снова схватила и кинулась к двери. Дальше порога она, однако, не ушла, ибо тот, кого она искала, вихрем влетел в каюту. Волоча за собой винтовку, он сунулся в угол и припал к ящику с патронами.

- Это что же такое? - воскликнула машинистка. - Послушайте! Как это прикажете понимать? И кто вам дал право так писать обо мне?

- Что, что? - откликнулся Ситников, распихивая по карманам пачки патронов и не только не понимая, о чём идет речь, но и не замечая того, кто с ним говорит. Это ещё больше рассердило машинистку.

- Нет, вы прочтите! - почти кричала она в лицо Ситникову. - Вы прочтите, что тут написано! Что это значит: «Жив буду - обязательно женюсь»?

- Ага, - буркнул Ситников, устремляясь к двери. - Скажи пожалуйста, женится, значит!

- Постойте! - закричала машинистка, но Ситников исчез, так и не поняв, о чём и о ком идет речь.

Она кинулась следом за ним, но посредине каюты остановилась. Её вдруг поразило страшное значение слов «жив буду». А если не будет?… Она прислушалась к гулким ударам пушек, ей стало страшно. Она вся съежилась и, не помня себя, выбежала из каюты.

Всё кругом двигалось и грохотало. Кто-то стонал, перемежая стоны страшными ругательствами. У черного берега вспыхивали тонкие полоски огня, вода вокруг «Мурмана» кипела белой высокой пеной. На мостике, словно месяц, блестел жестяной рупор командующего. Очки Виноградова при коротких вспышках выстрелов загорались зелеными искорками, будто и они заряжены были мгновенно вспыхивающим порохом. Над ним, как черные птичьи крылья, трепетали широкие поля шляпы. Во всём облике Виноградова было что-то птичье, легкое, стремительное. Он взмахивал руками, как бы взлетая над грохотом боя, и галстук, пальто, пиджак струились по ветру, как в полёте.

Казалось, эта летучесть, это постоянное и бурное движение передавалось от Виноградова не только бойцам, но и самим пароходам. В течение боя они ни на минуту не оставались на месте. Они всё время маневрировали, идя то вниз, то вверх по реке, подставляя врагу то борт, то корму, то нос.

Находясь в постоянном движении, они были менее уязвимы, чем стоявшие неподвижно корабли противника. Кроме того, маневры давали возможность использовать расположенные по обоим бортам все орудия и пулеметы.

Уже в первую минуту боя, когда Виноградов с расстояния трех четвертей версты ринулся полным ходом на стоящие на рейде корабли противника, он пошёл на них не в лоб, а вправо, наискось. Таким образом он слегка повернул врагу левый борт и мог открыть огонь не только из носового орудия, но и из бортового.

Приблизившись к противнику, он прошел вдоль линии его судов, последовательно расстреливая каждое из двух орудий. К концу этого маневра левое бортовое орудие вышло из строя. Тогда Виноградов повернул назад и, снова идя вдоль линии неприятельских судов, ввел в дело орудие правого борта. Для того чтобы дать возможность бить всем пулеметам и всем винтовкам, он повторил свой поворот четырежды, каждый раз все теснее сближаясь с противником. «Могучий» и «Любимец», идя следом за «Мурманом», повторяли его маневр. Поворачивая в пятый раз, Виноградов заметил, что единственный пулемет «Любимца» умолк. Пулеметчик был тяжело ранен, и «Любимец» как боевая единица выбыл из строя. Но это было ещё полбеды. Виноградова тревожило то обстоятельство, что «Могучий» заметно ослабил ход и отстает. Оказалось, что два лоцмана «Могучего» ранены и пароход теряет курс. Это грозило серьезной катастрофой: «Могучий» с его четырьмя орудиями был сильнейшим в отряде пароходом, и потеря его после ухода «Любимца» означала окончание боя.

Не зная, насколько серьезны причины, вызвавшие непорядки на «Могучем», Виноградов решил дать ему время оправиться и отвлечь от него огонь неприятеля. Исполняя свое решение, Виноградов изменил курс, и «Мурман» один пошел по косой линии на сближение с неприятельскими судами. Он подошел к ним слева, используя, кроме носового орудия, и уцелевшее бортовое. Расстояние сократилось до ста саженей. Теперь огонь всех орудий и пулеметов противника сосредоточился на одном «Мурмане». Виноградов отвечал прямым огнем в упор из двух орудий и всех пулеметов.

В самый напряженный момент боя орудие правого борта вышло из строя. У Виноградова осталась только одна носовая пушка, но маневр уже кончался. «Могучий» выправился и пошел своим прежним курсом. Виноградов, отстреливаясь кормовыми пулеметами, отвел «Мурман» назад, некоторое время шел следом за «Могучим», потом снова вышел вперед. Но тут «Могучий» опять начал отваливаться. Было видно, что он выходил из строя и мог попасть в лапы врагу. Надо было спасать пароход.

Виноградов снова повернул назад и, чтобы дать время уйти «Могучему», произвел отчаянную атаку. Он поставил «Мурман» носом к вражеским кораблям и, непрерывно стреляя из носового единственного теперь орудия, пошел полным ходом на противника.

Расстояние быстро сокращалось. Виноградов уже перешел рубеж первой атаки и приблизился к судам белых на пятьдесят саженей. Нос «Мурмана» был направлен прямо в середину борта самого крупного из вражеских пароходов. Виноградов повернулся к капитану и прокричал ему на ухо:

- Таранить будем!

Капитан не ответил. Он знал, что Виноградов в самом деле способен с полного ходу врезаться носом в борт вражеского парохода. Но сам капитан был ранен и едва держался на ногах. Виноградов заметил это и вздохнул с сожалением. Потом оглянулся на выходящий из боя «Могучий» и скомандовал полный задний ход, думая таким образом оторваться от противника и избежать опасного разворота перед самым его носом. Но сильное течение не позволило произвести этот маневр. Приходилось медленно разворачиваться под огнем всей вражеской флотилии. Виноградов повернулся к капитану и, поддерживая его за плечо, крикнул: