Валентина Перельман - Сердце Льва

–

Вертеп, – это определение пришло в его голову так естественно только потому, что оно точно соответствовало разыгрываемым вокруг него сценам. – Чертовски холодно, – подумал Вадим и повернулся, чтобы вернуться в купе.

–

Интересное дело, – обратился к нему мохнатый чёрт с длинным хвостом и … красной бабочкой на шее. – Мы тут к нему всем скопом, а он от нас морду воротит.

У Вадима сразу отлегло от души, и он почувствовал «правду жизни».

–

Вот, наконец-то, ты в своём реальном обличии, – обрадовался он встрече. – Так-то лучше. Теперь всё ясно. Теперь понятно. Теперь не страшно.

В верхней правой лапе чёрта появился посох с трезубцем.

–

Её верхушечье! Неизменная спутница Князя Земли! Всенощная Октябрина Солоховна! – провозгласил этот глашатай, трижды стукнул посохом об пол, отошёл в сторону и склонился в низком поклоне.

Решительная счастливая победоносица, точно такая, как на фотографии вместе с его отцом десяти лет от роду, вошла легенда семьи Чудра – баба Октя. Похорошевшая, ухоженная, с распущенными длинными волосами, бабка остановилась в двух шагах от Вадима.

-

Ты меня узнал! – обрадовалась она. – Вот какой у меня внук! – Она обратилась к притихшей толпе, разместившейся в коридоре. – Вы все были свидетелями того, как он сорвал планы самого Азаза-Адамбека. Наш повелитель поручил мне возвести Вадима в ранг неприкасаемых. Это достойный продолжатель моих и Солохиных дел на Земле. – Она повернулась к Вадиму: – Когда Адамбек, князь Земли, узнал, что ты нашего роду-племени, то, чтобы не омрачать наши с ним отношения, решил выделить тебя из смертных и перевести в ранг неприкасаемых.

–

Это что такое?

–

Это отдельная категория смертных, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не будут используемы в наших целях, не будут заражены нашим вирусом, не будут наказываться за действия, противоречащие нашим планам.

–

И много таких?

–

Нет. Это те люди, которые активно строят жизнь на Земле. Ты из таких. А вот этот, – она указала на чёрта с бабочкой, – хотел тебя использовать, как инструмент, как килера. Он будет наказан за «политическую близорукость».

–

Но, – Вадиму стало жалко своего «советчика», – может, он не так и виноват? Он очень помогал мне.

–

Понимаешь, – бабка взяла его под руку. – Этому олуху было поручено закрутить интригу вокруг твоего знакомого Василя, с тем, чтобы убрать его из жизни. Мешает он. А этот безобразник и лентяй не смог найти исполнителя лучше, чем друга детства его жены. Ну, хоть и чёрт, но – без мозгов. Лентяй. Нет, чтобы побегать, подсуетиться, придумать вариант поизощрённее! Нет, поселился у тебя в доме. Завёл канцелярию с факсом и секретаршей и ждал, когда ты ему притащишь тело бездыханного Василя.

Она обернулась, подозвала чёрта, подцепила его пальцем под бабочку, притянула к себе и прошептала в волосатое ухо:

–

Лети в Запорожье и исправляй свои ошибки. Без договора с Василём, чтоб мы тебя не видели. Брысь!

Чёрт мгновенно испарился.

–

И мне пора, – Октя посмотрела на внука и расстроилась. – Жаль, скоро рассвет. Живи, и не забывай нас.

В поезде просыпаешься рано. Лежишь в неге, и под стук колёс собираешь мысли. Этот процесс длится всего не

сколько секунд, а впечатление такое, будто ты провалялся с открытыми глазами целый час.

Роза сидела на своей полке и смотрела, как он просыпался. Всю неделю в столице нефтяников она стояла на страже его здоровья и психики.

–

Доброе утро, родной! – она с тревогой и надеждой всмотрелась в его лицо.

–

Доброе утро! – он постарался припомнить ночное приключение. Улыбнулся, и Роза услышала долгожданный спокойный голос мужа. – Всё хорошо, моя дорогая. Будем жить и строить жизнь.

СДЕЛКА СОСТОЯЛАСЬ

Нана захлопотала с той минуты, как в дверях квартиры появился её единственный сын. Только он сел в кресло возле отца, мать поставила на журнальный столик фрукты.

–

Поешь, Лёвушка. Тебе витамины нужны. Я сейчас варю хинкали. Будем кушать.

–

Нет, мама. Я не могу ждать.

–

Тогда всё же не уходи. Я сейчас брошу в кастрюлю твою порцию хинкали. Поешь и пойдёшь.

–

Папа! – обратился Лев к отцу, который сидел в кресле напротив телевизора, уткнувшись в очередной фолиант. – Хочу в деревню до приезда Василия.

–

А почему? Что-нибудь случилось? – Соломон и не подумал оторвать взгляд от книги.

–

Нет. Просто мне надо побыть в тишине и одиночестве.

–

А чего спрашиваешь? – Соломон перевернул страницу. – Надо? Езжай!

–

Можешь дать мне машину? Или ехать в автобусе?

–

Спроси у Имы, – он снова перевернул страницу книги. – Я хожу на работу пешком. Машина сейчас может быть нужна только ей.

–

Спасибо! – Лев встал, перевернул отцу страницу, приложился щекой к его лысой макушке и пошёл в комнату Натали Арье.

–

Бери машину, – ответила на просьбу своего любимца Има. – Ты едешь с Тамарой?

–

Нет. Один.

–

Поговорим? – она так хотела пообщаться, узнать

причину его добровольного отшельничества, облегчить вероятное чувство разочарования в предмете страсти.

–

Молча, – ответил Лев.

–

С Богом! – напутствовала старая материалистка.

Има научила его молча переносить обиды. И сейчас она

не посмела нарушить эти устои. А сердце сжалось и забилось в конвульсиях. Больно! Но такова плата за самостоятельность

–

право на свободу.

Когда сын вышел от Натали, Нана позвала его из кухни:

–

Всё! Леванчик! Хинкали на столе, ждут тебя.

Нет на свете такого мужчины, который способен отказаться от хинкали в исполнении Наны.

–

Давай! – Леван присел за стол на кухне. – Пожалуйста, мама, побыстрей. Я очень спешу.

–

Всё! Всё готово. Садись.

Большая тарелка с хинкали испаряла такие запахи, что у Льва рот наполнился слюной. Однако не вкусил он и парочку из двадцати дымящихся, полных сока и прекрасного фарша пельмешек, как пожалел, что попался на приманку: за это время мать успела задать несколько вопросов, на которые сын не собирался отвечать, а теперь вплотную подобралась к его «душевным проблемам».

–

Мама! Дорогая! Дай мне доесть, пожалуйста, – приостановил Лев процесс поглощения хинкали.

–

Всё, всё, – засуетилась мать. Она отошла от стола, повернулась к плите и стала причитать: – Никто со мной не делится. Я всегда всё узнаю последней. А когда что-нибудь случается, меня спрашивают: «Где ты была?» Как: где я была? Тут. Но со мной никто даже разговаривать не желает. Был маленький: «Мама!.. Мама!.. Мама!» А теперь? Вот каким стал! Теперь ему мама не нужна. – Она помолчала, а плечи вдруг стали вздрагивать. – Ты прости меня, сын. Я понимаю – ты взрослый. Но не выбрасывай меня из своей жизни. Может, я тебе и не нужна… уже. Но ты как был мне нужен ещё до того, как увидел свет, так и сейчас – без тебя мне жизни нет. – Комок, образовавшийся в горле, давил её так, что слёзы и истерика готовы были вступить в бой с чёрствым и неблагодарным сыном.