Джалол Икрами - Дочь огня

— Да, какая-то бессмертная старуха, — промолвил аксакал задумчиво. — Вчера водонос Ахмед приходил, говорил, что ей плохо, я думал уже, как ее хоронить, поминки устраивать, а она — глядите вот — опять ожила по милости божьей, выздоровела и ходит.

— Действительно, она каменная какая-то, — ответил муэдзин. — Не будь ее, я бы взял внучку за своего племянника.

— Да что вы говорите? — насмешливо отозвался аксакал. — Нет уж, эта внучка вам не по зубам, у нее и без вас есть хозяин.

— Помимо старухи?

— Да, помимо старухи!

Муэдзин ничего не сказал, только подергал себя за воротник. Аксакал засмеялся:

— А для чего же я в этом квартале? Если каждый будет протягивать руки к вдовам и бедным сиротам… И по шариату я обязан…

В эту минуту они как раз подходили к домику Дилором-каниз и увидали, как в низенькие ворота кто-то вошел. Аксакал, оборвав речь, посмотрел на спутника.

— Кто это?

— Как кто? — удивился тот.

— Да вот человек, что вошел во двор старухи?

— Я не заметил.

— Вы никогда ничего не замечаете! — махнул на него рукой аксакал, подошел к воротам и постучал колотушкой.

Ворота долго не открывали. Уже после того, как и муэдзин подошел и крикнул, со двора откликнулась Фируза и открыла ворота.

— Салом! — проговорила она, прикрывая лицо рукавом и прячась в темноту.

— Как бабушка? — спросил аксакал. — Мы пришли узнать, как ее здоровье. У вас в доме никого нет, кто бы нас не хотел видеть?

— Нет, заходите! — ответила Фируза из темноты.

Аксакал поднял полы халата, нагнулся и вошел в низкую дверь, муэдзин, хромая, шел за ним.

В комнате, слабо освещенной маленькой лампочкой, старуха лежала на постели, у ее ног сидел бородатый мужчина в шапке, надвинутой до бровей. Аксакал и муэдзин поздоровались со старухой, осведомились о здоровье, прочитали молитву, сказали «аминь». Старуха, опершись рукой о подушку, внимательно смотрела на пришедших.

— С чего это вдруг вы пожаловали ко мне? — сказала она. — Не сглазить бы!

— Ты все отлично понимаешь, нечего меня упрекать! Моя служба людям конца-краю не имеет, одно дело сделаешь — другое начинается, с этим покончишь, третье подвернется, а там еще и еще! Я слышал, что ты заболела, велел Ахмеду заходить, узнавать, сказал — если понадоблюсь, все дела брошу, пойду послужить старой Дилором. Вы ведь дорогой наш человек!

— Нет, пока еще ты мне не понадобился! — усмехнулась старуха. Аксакал понял намек, хотел что-то сказать, но бросил взгляд на незнакомца, сидевшего около старухи, и прикусил язык.

— У тебя гость, мы помешали! — сказал он с ударением. — Твой гость, наверно, нездешний, издалека?

— Да, он родня отцу Фирузы, — отвечала старуха. — Жил тут рядом, в доме у одного человека, а мы и не знали. Но тот человек продал дом и уехал, и вот тогда-то он, разузнав про нас, пришел сюда. Хочет немного подработать, скопить на дорогу и вернуться к себе.

— Очень хорошо, завтра приходите к мечети, — сказал аксакал, — мы найдем вам работу.

— Спасибо, — ответил гость — это был Хайдаркул. — Я уже нашел работу, два-три дня буду помогать поварам на свадьбе.

— Очень хорошо, — сказал опять аксакал и взглянул на муэдзина. — Ну что ж, господин суфи, видно, вам теперь уж не нужно искать лекаря. Дилором, слава богу, поправилась. Пойдемте!

— Да, слава богу, пока не понадобился ни лекарь, ни могильщик! Но жить мне осталось недолго, аксакал, ты своего дождешься. Когда я умру, никто уже не скажет тебе резкого слова правды — вот что жаль!

— Ну зачем же так говорить, старая? — с досадой сказал аксакал. — Я на тебя не жалуюсь. Живи, каждому свой кусок хлеба…

Старуха зло усмехнулась:

— Ну, это ты другим говори, а я-то тебя знаю… да хранит тебя бог. Только имей в виду, что я не уйду, пока не вручу мое единственное сокровище ее хозяину, только тогда умру! А тебе с меня больше и получить нечего.

— А я ни на что не зарюсь, — сердито сказал аксакал и встал. Муэдзин тоже встал и надел кауши.

— Нет, ты заришься! — сказала старуха. — От меня не скроешь, я вижу все, что у тебя на сердце, все твои замыслы понимаю. Но ты и не мечтай о Фирузе, скоро мы поставим чашу с водой, почитаем молитву, и я вручу ее мужу.

— Все равно без нас не обойдетесь, — сказал муэдзин.

— В день свадьбы вам сообщим, — сказала с улыбкой старуха. — Ладно, иди, не обижайся на меня, такой уж у меня язык, как увижу тебя, так и хочется обидеть… потому что ты в свое время нас сильно обидел…

Уже раскаиваясь, что зашел, аксакал покинул дом старухи и, не оглядываясь даже на прихрамывавшего сзади муэдзина, быстро зашагал к себе домой.

Переулочек опустел, но вот опять кто-то подошел к дому Дилором и постучался. Ворота опять открыла Фируза и сказала радостно:

— Это вы, Асо? Входите, ваш друг уже здесь.

Асо помедлил минуту, молча всматриваясь в темноте в лицо Фирузы, вошел, запер за собой ворота. Потом он взял Фирузу за руки; такие маленькие и мягкие, как бутон розы, они потонули в его больших, словно глиняная чаша, ладонях.

— Фируза, — дрожащим от волнения голосом проговорил он, — как хорошо, что я вас увидел…

Кончики пальцев Фирузы похолодели, она вздрогнула, но не отодвинулась от Асо.

— Если не увижу вас хоть на минутку, целый день мне покоя нет, — продолжал Асо, — как будто я потерял что-то…

Фируза тихонько пожала мозолистую руку юноши, но ничего не сказала.

— Фируза-джан!

Неужели и вы…

Из комнаты послышался голос Дилором, она звала Фирузу.

— Иду! — ответила Фируза и поспешила в комнату. — Асо пришел! — сказала она, подойдя к бабушке и садясь возле нее. Следом вошел Асо и уселся рядом с Хайдаркулом.

— Откуда ты? — спросила старуха.

— Из дома невесты, — ответил Асо. — Без вас там женщины не знают, что и делать.

— А умру я, что они тогда будут делать без меня?.. Асо, ты голодный? Хочешь супа? Фируза сварила, такой вкусный.

— Хорошо, — сказал Асо, глядя на Фирузу. — Раз Фируза сварила, я поем.

Старуха сделала знак Фирузе, и та вышла Хайдаркул обратился к Лео:

— Саиба Пьяницу видел?

Видел, под хмельком, как всегда, играет с конюхами в бабки.

— Если он нынче останется спать в доме бая, ты дай мне знать буду поблизости.

— Хорошо.

Только ты будь мужчиной, — сказала старуха. — Не воспользуйся мчи, что он пьян, отомсти так, чтобы он знал, кто его карает!

Матушка, я все сделаю, как вы скажете, все так и будет… А теперь и пойду. Помолитесь за меня.

Старуха подняла руки и, пробормотав что-то, сказала «аминь». Хайдаркул нагнулся к ее руке, поцеловал, приложил к глазам и тихо удалился. Асо вышел вслед за ним, запер ворота и вернулся в комнату вместе с Фирузой, которая несла миску с супом.

Прежде чем уйти, Асо остановился у ворот, вынул из-за пазухи сверток и подал его Фирузе.