Джалол Икрами - Дочь огня

Миршаб успел за это время задремать. Услышав шаги, он встал, прикрыл от света лампы лицо, внимательно посмотрел на Шамсию и проворчал:

— Опять глаза заплаканы! Ты только и делаешь, что плачешь! Что там опять?

Шамсия молчала, она остановилась у сандали, потупив глаза. За нее ответила мать:

— Плачет из-за школы…

Я запретила ей ходить в школу.

— Правильно сделала! Хватит ей ходить!.. И вообще довольно учиться, так-то! Наша дочь, даст бог, будет теперь властвовать над всем гаремом.

Услышав это, Шамсия вздрогнула и похолодела, сердце у нее екнуло от предчувствия чего-то страшного.

— Да сбудутся ваши слова, — сказала мать. — Хоть бы это случилось, тогда и я на старости лет поживу в свое удовольствие, госпожой стану, повластвую… И все это благодаря тебе, доченька!

— Конечно, так будет! — заверил миршаб. — Сегодня мне сообщили добрую весть, и я хочу порадовать вас… Слава о твоей красоте, дочь моя, дошла до самого эмира. Его высочество соизволили письменным приказом потребовать, чтобы мы отдали ему тебя… Я горд и счастлив этим… И конечно, выразил согласие, сказал, что дочь моя — верная рабыня его высочества! Вот какую радостную весть я тебе принес! Что ты скажешь на это?

Шамсия молчала. Только сердце ее замирало, замирало, а слезы катились из глаз.

— Ну? — уже нетерпеливо спросил миршаб.

— А что ей говорить, отец? — вмешалась Холдорхон. — Что скажем, то она и сделает. Мы ведь о ее счастье печемся. Ох, ох, ох, такое богатство не каждому выпадает!

— Да, да, — подхватил миршаб, — его превосходительство кушбеги заверил, что будет роскошный той, много развлечений… Город украсят, как в праздник! Брачный обряд будет совершен в мечети Арка. Дочь наша получит пышный гарем, лучше всех других… А служанок и рабынь видимо-невидимо… Вот тогда-то…

Но миршаб не успел закончить свою речь: Шамсия без чувств упала на пол. Родители не на шутку перепугались, стали брызгать в лицо водой, суетиться. Наконец она открыла глаза.

— Что ты, доченька, — необычно ласково заговорил миршаб. — Неужели приятная весть так на тебя подействовала? Держи себя в руках, сохраняй спокойствие. Далеко еще до дела, шутка ли — выйти замуж за эмира! Может, все переменится, эмир еще, пожалуй, раздумает… Так что не очень волнуйся… Я сообщил заранее, чтобы на всякий случай ты изучила все дворцовые церемонии и обряды. Ты ведь у меня умница, сама все понимаешь…

Но что это с Шамсией? Она на вид совсем спокойна, равнодушно слушает отца, как будто все, что он говорит, относится уже не к ней. А миршаб, решив, что она согласилась, заговорил о другом.

— Где Фируза? — спросил он.

Шамсия продолжала молчать. За нее ответила Холдорхон:

— Она, наверное, у Шамсии в комнате.

— Так вот какое дело — сейчас мы ее отошлем к Гани-джан-баю. На улице уже дожидаются его слуги.

Тут Шамсия не выдержала. Она терпеливо снесла все обрушившиеся ип нее удары, но этого стерпеть не смогла.

— Нет, отец! — громко крикнула она. — Пожалейте меня, пожалейте несчастную Фирузу! Не отдавайте ее в этот злополучный дом. Она погибнет там!.. Такая молодая, беспомощная…

— Зачем это, что случилось, отец? — недоумевала и Холдорхон.

— Хочешь не хочешь, придется! Таков приказ, — сдержанно ответил миршаб.

— Она умрет, она погибнет там!.. Умоляю вас, папочка, — рыдала Шамсия.

Миршаб не обращал внимания на ее слезы.

— Ничего с ней не будет. Она там родилась, выросла, пусть идет! Жаль только, что потратились на нее, теперь все наши расходы впустую. Придется возместить на чем-нибудь другом… Вставай, жена, сними с нее платье, которое мы ей дали, верни старое, и пусть уходит!.. Выведи ее за ворота к слугам бая.

— Нет, папочка, нет! — умоляла Шамсия. — Делайте со мной что хотите, убейте меня, но пощадите бедную сиротку.

— Что ты так ее защищаешь? — раздраженно сказала мать. — Родственница она тебе, что ли?! Хвост от дядюшкиного осла, седьмая вода на киселе… Если отец говорит — значит, так надо!

Этих слов Шамсия уже не слыхала. Не донеслась до нее и брань отца. Она вскочила, не помня себя, и помчалась вслед за матерью к себе наверх. Там она схватила еще ничего не понимающую Фирузу в объятия и стала горячо целовать. Холдорхон пыталась оторвать ее от Фирузы, но напрасно. Пришлось вызвать госпожу Кафшу-Махси и служанок, только с их помощью удалось разъединить девушек.

Испуганную Фирузу потащили вниз, а Холдорхон, вконец рассердившись на дочь, стукнула ее кулаком, грубо выругалась и, выйдя из комнаты, заперла дверь на засов. Шамсия горько плакала, упав на ковер…

Внизу Холдорхон приказала служанкам снять с Фирузы не раз стиранное сатиновое платье и потертый бархатный камзольчик Шамсии и отдать ее собственное заплатанное ситцевое платьишко, когда-то яркое, цветастое, но от долгой носки совсем поблекшее.

— А когда переоденется, выведите ее на улицу, там ждут слуги Гани-джан-бая.

Услышав это, Фируза замерла от ужаса. Ей показалось, что фонарь, горевший во дворе, погас, — так темно сделалось в глазах. Как неживая, вошла она за служанкой в комнату, не слыша, что та говорит, и застыла.

Служанка толкнула ее рукой, крикнув:

— Ты что, оглохла?!

Фируза уже пришла в себя, все ей стало ясно: она поняла, что бай победил, сумел заставить миршаба вернуть ее в байский дом.

С этой минуты она больше не плакала, не кричала, не просила пощады, не умоляла, чтобы не отдавали жестокому баю. Она умела сдерживаться. С самых ранних лет она испытывала нужду, пережила много тяжелого, переносила унижения и обиды, но воспитанная умной бабушкой Дилором-каниз, научилась, оставшись одна на свете, ни от кого не ждать помощи, советоваться только с самой собой, слушать голос своего разума. Правда, была у нее умная, добрая подруга Шамсия, она защищала ее. Но в доме миршаба лишь она да еще служанка Муродгуль относились к ней хорошо, все же остальные не по доброте сердечной давали ей кусок хлеба, у всех была какая-то корысть, нечистые тайные помыслы… А Шамсия хоть добра и благородна, сама беспомощна и несчастна, сама нуждается в жалости. Для Фирузы и у миршаба и у бая — темница. Тут Шамсия, а там Асо — одно ее утешение, иначе бы просто погибла… Да, но здесь она хоть в школу ходила, а бай не пустит… Там еще эта младшая жена Магфират, из-за нее умерла бабушка… Да, она убила ее… Но что теперь поделаешь? На улице ждут байские слуги. Может, и Асо вместе с ними? Он все надеется, что бай поженит их, будет им как отец… Бог его знает!

Фируза надела паранджу, попрощалась со служанками, особенно нежно с Муродгуль, и вышла. У ворот поджидали ее Асо и Абдулла.

…После ухода Фирузы Холдорхон вдруг сразу увяла. С утра она была так счастлива, лицо ее просто сияло улыбкой, а теперь ничто не было мило, даже свет двадцатилинейной лампы, стоявшей на подносе, казался ей темным, мрачным. Весть, принесенная мужем, как она ни старалась примириться с ней, глубоко опечалила материнское сердце.