Ванда Василевская - Том 1. Облик дня. Родина

Надо, однако, отметить, что Ванде Василевской не везде удалось сохранить в «Облике дня» строгую реалистическую верность действительности — прежде всего в изображении победоносного восстания, приводящего рабочий класс к государственной власти. Реальная жизнь не давала еще достаточного материала для реалистического конкретного изображения будущей революции в Польше. Писательница видела лишь трехдневное торжество восстания краковских рабочих. Поэтому в яркости революционных сцен в повести есть наивная фантастичность. Это отразилось также в некоторой отвлеченности образа Анатоля, глубоко реалистического лишь до того момента, когда он, ставший рабочим вожаком, превращается как бы в символ рабочего единства и боевого духа. Однако и в сценах восстания есть одно большое достоинство: в заключительной части «Облика дня» впервые в польской литературе грядущая революция провозгласила свою неизбежную победу голосом громким и ясным, с неиссякаемым энтузиазмом, с безудержным торжеством.

Некоторые польские критики, когда вышел «Облик дня», попытались уяснить себе силу этой книги, исходя из формалистических литературных «принципов». Одни искали в факте несомненного успеха этой книги доказательство в пользу формы «романа-репортажа», пропагандируемого тогда литераторами футуристического пошиба. По их скороспелому суждению, «Облик дня» был произведением «урбанистическим» и его автора зачислили в писатели, которые специализируются на изображении быта капиталистического города. Другие критики-формалисты, принадлежавшие к поклонникам туманно-символистической, декламационной и перенапряженной манеры Стефана Жеромского — известнейшего из польских буржуазных писателей того времени (кстати сказать, интересного в действительности совсем не этими эстетски-декадентскими «новшествами», а реалистической стороной некоторых его произведений), хотели отнести вновь появившуюся талантливую писательницу к «школе» их метра. Иными словами, буржуазные литературные критики хотели, закрывая глаза на подлинную новизну повести Василевской, во что бы то ни стало втиснуть эту вещь в формулы буржуазного эстетизма. Разумеется, это приводило лишь к самым скудным домыслам. А следующее крупное произведение Василевской окончательно разрушило все догадки этого рода: роман, с горькой иронией названный «Родина», рассказывал не о городе, а о тридцати годах жизни деревенского труженика, батрака Яна Кржисяка, и художественная форма этого романа была совсем другой, чем форма повести «Облик дня».

Понятно, что Василевская, как талантливый, художественно чуткий писатель, не могла не создать другую, чем в «Облике дня», художественную форму для такого жизненного материала, для выражения такой идеи. В картине, изображающей отсталую польскую деревню с ее патриархальной неподвижностью и замкнутостью, не могло быть большого разнообразия человеческих характеров и судеб; с внешней стороны жизнь батраков была гораздо единообразнее, да и круг людей был много уже и теснее. Не могло здесь быть и таких резких, быстро сменяющихся жизненных положений; темп жизни — следовательно, и темп повествования — в «Родине» медленнее и ровнее. Даже военные бури, выбившие на время людей из старой колеи, даже участие в острой борьбе, даже надежды, открывшиеся было им, — все это постепенно тонет в том «порядке вещей», Который, возвратясь, казался еще незыблемей, чем прежде. Но если внешняя подвижность в романе «Родина» гораздо меньшая, чем в первой повести Василевской, то процесс работы сознания, пытающегося постигнуть смысл жизни, формирование мировоззрения, постоянные изменения в психологии героев развиты здесь многостороннее и полнее. В соответствии с этим в форме произведения уменьшается преобладавшее в «Облике дня» значение диалога, повышается роль внутреннего монолога-размышления действующих лиц, появляются широкие описания. При этом жизненный драматизм произведения нисколько не снижается, он лишь выливается в другую форму. Неизменной остается и характерная для произведений Ванды Василевской стихийная сила, выражающая идейную целеустремленность писателя.

Замечательны заключительные слова романа. Всего лишь один штрих, — но он так подготовлен всей предыдущей историей трагической борьбы польских батраков, что одной скупой фразы довольно, чтобы по-новому осветить весь ее смысл, ее дальнейшую перспективу. Можно сказать, что революционизирование польских трудящихся масс, назревание их решительной борьбы против эксплуататоров выражено в скупой концовке романа «Родина» реальнее и сильнее, чем в фантастической сцене восстания в «Облике дня».

«Родина» знаменовала ступень в росте реалистического искусства Ванды Василевской. Романы, составившие трилогию «Песнь над водами», продолжают ту же художественную линию, усложняя, однако, некоторые элементы формы в связи с расширением жизненного содержания произведений.

«Земля в ярме» продолжает, как мы уже говорили, «Родину» тематически, рассказывая о том, как революционный протест против помещичьего владычества распространялся в довоенной польской деревне и захватил не только батраков, но также малоземельных и значительную часть средних крестьян. «Земля в ярме» продолжает «Родину» также и со стороны художественной. Однако в этом последнем отношении «Земля в ярме» была для Василевской в известном смысле переходной ступенью: включив в роман больший и социально более разнообразный круг людей, автор не достиг того художественного единства, которым отличается «Родина». Это заметней всего выразилось в сравнительно меньшей содержательности живописного элемента, в частности — картин природы.

Ванда Василевская хорошо знает и чувствует природу. Но описательно-картинная сторона ее романов сильнее всего действует на читателя тогда, когда картины природы, бытовой обстановки и т. д. как бы вплетаются в человеческую судьбу, участвуют в ней, как одно из их существенных определений. Как ни тщательно бывают выписаны у Василевской мельчайшие подробности возмущенного ветром или тихого озера, птичьи голоса и запахи трав и цветов, — многое из этого можно скоро забыть. Но нельзя забыть мокрую землю, которую пашет Кржисяк, зная, что в ней замокнет и сгниет картофель; нельзя забыть плесень на мокрой барачной стене, гнилые испарения, подымающиеся от пруда. Все это наглядно, вещественно, зримо до осязаемости. И в то же время здесь, в этих картинах, обобщена жизнь многих крестьянских поколений, целого края рек, озер и болот, с его мучительной бедностью и возможным необозримым богатством.

Менее всего красива художественная ткань в довоенных произведениях Василевской именно там, где автор ставил себе задачу воспроизвести нечто «приятное» для глаза или слуха, создать нечто «поэтичное». Там же, где Василевская сурово, иногда ожесточенно писала о повседневной жизни и бросала, как проклятие, в лицо реакционному обществу факты скудной и безрадостной жизненной прозы, — там получалась настоящая поэзия, настолько же ценная и живительная, как скромный, но чистый и неиссякаемый источник, тяжелым трудом отрытый в песках и камнях пустыни.