Валентин Пикуль - Пером и шпагой. Битва железных канцлеров

С положения эфеса «ногти вбок» де Еон присел в позиции для первой кварты, и мулат сразу ослепил его своим клинком. Это была мельчайшая сетка ударов, почти незаметных для публики. Но де Еон, как опытный боец, уже ощутил их силу и угрозу.

Молодые мышцы мулата не ведали усталости. А ему сразу же, с первого дегаже, надо рассчитывать и беречь свои силы.

Ему без года уже шестьдесят лет. И – мешают юбки!

Сен-Жоржу ничто сейчас не мешает. Его все любят. А над де Еоном только издеваются…

– Терс, терс! – орали с трибун. – Сен-Жорж, колите ее!

Один промах мулата, и плечо его залило кровью. Зал застонал от ярости. Теперь де Еон видел только закушенную губу врага – и дрался насмерть. В лице этого холеного красавца он колотил всю пошлость жизни, которая так оскорбляла его. Которая пренебрегла им. Которая видела его унижение и наслаждалась этим унижением. Которая будет рада, если его сейчас проткнут насквозь.

– Удар! – сказал де Еон. – Принц Уэльский, вы не следите за ударами, а шпага моя не всегда дает следы крови…

Глаза противника запали внутрь. Два укола рапирой наполнил фаворита толпы ненавистью к этой непонятной бабе, что крутится перед ним, взметая песок с арены своими старыми юбками.

– Да будь ты проклята, ведьма! – заревел он, кидаясь вперед.

Де Еон принял оружие врага на квинту, и…

– Фью! – просвистел воздух, рассеченный (третий удар).

Настроение зала пошатнулось – уже неслись другие голоса:

– Де Еон, шинкуйте его! Ростбиф из мулата не помешает…

Глаза – в глаза, клинок – в клинок.

Скачет под ударами мулат. Пылят юбки де Еона.

Сбоку-сбоку (шажками мелкими, как горох) четкой фланконадой де Еон рванулся вперед. Усталость уже била через все поры тела, и пора было кончать с противником – быстро и решительно.

Иначе сил не хватит. Придется отступить…

Но отступать де Еону некуда: за спиною у него – старость, нищета, презрение, болезни… «Смерть – или победа!»

– Принц Уэльский, считайте же! – воскликнул де Еон.

Принц-судья едва успевал считать, и гонг, отмечая удары рапиры, вторил ему глухими раскатами.

Весь Карльтонгауз был наполнен теперь ухающим боем меди:

«Банг… банг… банг…»

Сверху истерично визжали женщины:

– Остановите их! Эта эмигрантка убьет нашего гостя…

И, наконец, – вот он, блестящий финал де Еона:

– Я сделаю вот так… простите!

Рапира Сен-Жоржа, выбитая из руки, взлетела высоко с печальным звоном. Крутясь, беспомощная, она легла на песок арены.

Де Еон дышал, как паровая машина. Шумно. Тяжко.

А мулат, посрамленный и жалкий, закрыл лицо руками.

Де Еон воздел над головой оружие – свое и противника: «Ну, Англия, что ты скажешь теперь? Я слушаю тебя…»

Сен-Жорж с воплем убежал прочь от позора.

– Шляпу по кругу! – раздался призыв…

Честным мужским трудом де Еон приобрел в этот вечер друзей и 465 фунтов стерлингов, собранных принцем Уэльским по подписке. Слава лучшего фехтовальщика Европы ненадолго вернула ему счастье, прилив сил и признание общества. Во всех трактирах висели теперь гравюры с изображением этого необычного боя мужчины с женщиной. Эта же гравюра лежала и передо мною, когда я писал сцену поединка…

В одеянии Орлеанской девы де Еон на подмостках королевского театра в Лондоне не раз потом демонстрировал свое неувядающее искусство. За гонорар – как за выступление актера. Эти гонорары помогли ему открыть зал фехтования невдалеке от Кенсингтонского парка в столице.

В это же время композитор и шахматист, не знавший поражений, угрюмый Филидор стал искать в Лондоне достойных себе соперников. С тех пор как де Еон встречался с ним еще в юности, в кафе «Режанс», Филидор сильно постарел. Узкое лицо его потемнело, как кора дерева. Неразлучная скрипка бывшего пажа Марии Лещинской постоянно лежала возле шахматной доски. По пять шиллингов брали за вход в клуб, чтобы увидеть соперничество состарившихся друзей.

В 1792 году все имущество де Еона пошло с молотка, описанное полицией за долги – старые и новые. Жестоко он страдал от потери книг, без которых ощутил себя в жизни бесполезным и беспомощным. Пенсии кавалер от Франции давно не получал; близилась нищета. Он поддерживал себя уроками фехтования и сеансами шахматной игры на нескольких досках сразу.

А события близкой революции уже потрясали его отечество. На родине, совсем неожиданно, появился у него защитник, и на этот раз де Еону очень повезло.

Защитником де Еона стал Марат – «друг народа».

Марат выступил против Бомарше: подлый откупщик, торговец черными рабами Африки, вот он – враг свободы, и Марат ничего не прощал автору «Свадьбы Фигаро».

– Трудно поверить, – говорил Марат, – что в собрании представителей Парижской коммуны находится человек, который был изгнан оттуда с общественным негодованием… Человек, всегда продававшийся министрам и неизменно готовый взяться за выполнение любых постыдных поручений (здесь что ни слово – то правда!). Так, получив поручение выкрасть корреспонденцию кавалерственной дамы де Еон, он был обвинен ею в мошенничестве…

Что могла дать революция де Еону? Только независимость от королей. О кавалере де Еоне, помимо того, что он сам писал о себе (не всегда правдиво), много писали и другие. Ему суждено было еще при жизни своей составить целую библиотеку о себе же! Не было, пожалуй, ни одной столицы Европы, которая бы не выпустила о нем одну-две книги.

И писали по-разному: с удивлением или с иронией, скабрезно и шутливо, серьезно и просто глупо. Но никто не догадался заметить большого протеста маленького человека против великой власти! Де Еон (в моем понимании) был фигурою совсем не смешною – он был трагической личностью.

А потому он и не стал прятаться от революции по задворкам Европы. Уже не «кавалерша де Еон», а гражданка де Еон предложила Франции свои услуги опытного драгунского офицера и дипломата.

И вот ответ Республики: согласны принять под свои знамена!

Снова были сброшены стариком (увы, уже стариком) проклятые чепцы и юбки. Он поспешил встать под трехцветные знамена новой для него Франции. Он уже был в коляске, чтобы ехать в гавань…

Его окружила полиция Лондона (это был королевский надзор):

– Вы не уедете, пока не будут оплачены вами долги…

Мы не знаем, как сложилась бы судьба этого человека далее. Но было б любопытно увидеть де Еона в революции!

И потекло время – быстрее, чем вода по клеенке. Англичан можно было привлечь только оригинальностью, и пришлось старику снова облачиться в женское платье. Иначе никто не хотел помогать. Старухе еще помогут, старику же – никогда!

В фехтовальных клубах Лондона скоро привыкли к этой вечно сердитой и грубой старухе, которая долго снимает в передней свои галоши, бредет на арену, чертя шпагою борозду по рыхлому песку, и кричит на учеников простуженно: