Валентин Костылев - Иван Грозный. Том I. Книга 1. Москва в походе. Книга 2. Море (Часть 1)

Мало-помалу верным слугам Иоанна удалось добиться у ревельских властей симпатий к финляндскому герцогству. Особенно подружились с Горном и его товарищем ратманы города Иоанн Шмедман и Герман Больман.

Часто можно было их видеть в Розовом саду на высоком месте у Больших морских ворот, недалеко от городской башни «Длинного Германа». Сад этот был любовно взращен богатыми ревельскими купцами; отсюда они любовались видом на море и окрестности, а больше всего на свои нагруженные богатыми товарами корабли, плавно под распущенными парусами подходившие к ревельскому рейду и отплывавшие от него. Сад был обведен невысокою стеною, сложенною из необтесанного камня с прозеленью.

Посредине сада росло высокое, роскошное дерево с длинными, раскидистыми ветвями. Под этим деревом были поставлены скамьи. Вот тут-то и просиживали целыми часами финляндские гости с Шмедманом и Больманом, беседуя о ревельских делах.

В будни здесь было пустынно, безлюдно, и поэтому беседа друзей приобретала более домашний, интимный характер.

Оба ревельских ратмана тяжело вздыхали о том, что в происходящей в мире сумятице их родному свободолюбивому народу ни на кого нельзя опереться, кроме как на Финляндию. Она совсем рядом с Эстонией, и никто не может оказать ей помощи скорее, нежели герцог Иоанн.

Одно смущало ратманов: из Ревеля уехал в Германию фогт города Тольсбурга Генрих фон Колленбах; он ярый сторонник немецкого владычества в Ливонии. Как бы не собрал он там войско да не высадился бы с ним в Ревеле.

Шведы посмеялись над этим — слишком слаба сама-то Германия.

Но вот однажды эта мирная, дружеская беседа была нарушена тревожным завыванием сигнальных труб.

На площадь к ратуше толпами повалил народ. Туда же почти бегом устремились и финляндские послы. Оказалось, пришло известие о падении Дерпта. Неприступная крепость, ключ ко всей Ливонии, находилась уже в руках Москвы.

Воздух огласился плачем, проклятиями.

К великому удивлению ратманов, шведские друзья их встретили это известие не только с полным равнодушием, но даже и с некоторой долей удовольствия в глазах.

— Так и должно быть, — с дьявольской улыбкой сказал Фриснер, — орден заслужил это.

Напуганные падением Дерпта ревельцы послали магистру письмо, в котором писали: «Мы должны пить и есть, на нашей обязанности укреплять стены города, закупать порох и оружие, нанимать кнехтов и стрелков, — средства же наши все истощены; мы много потеряли, послав осажденной Нарве 12 больших орудий, пороха и провианта. Каждый день мы должны быть готовы к встрече русских. Отстоять город собственными силами мы не в состоянии. К нам все обращаются за помощью, мы же вынуждены всем отказывать. Раз у человека на руке отбиты четыре пальца, пятому уж нечего делать. Пример Дерпта всего поучительнее. Как дети, покинутые своим отцом, мы взываем к вам, ко всем прелатам, господам и дворянам: помогите нам, иначе, доведенные до крайности, мы примем помощь от иноземных государей!»

Письмо писалось под диктовку датского представителя в Ревеле Мунихгаузена, заранее уверенного, что Ревель теперь отойдет к Дании. Затем письмо было тайно прочитано шведско-финскому представителю Горну, который его вполне одобрил, так как он был твердо уверен, что Ревель отойдет к Швеции.

И тот и другой радовались неудачам ливонцев в Нейгаузене и Дерпте и при всяком удобном случае напоминали ревельцам, что ныне граница московских владений проходит совсем недалеко от Ревеля. Всего каких-нибудь сто верст от Тольсбурга, в котором хозяйничают русские.

Торговый богатый город Ревель стал любимым место для датских и шведских путешественников.

В Ревеле были убеждены, что падение Дерпта — следствие измены епископа! Уже давно многие подозревали его в тайных сношениях с Москвой. Поминали при этом опять-таки купца Крумгаузена и епископа-канцлера, уже ездившего тайком ото всех в Москву. Говорили, что епископ Герман давно на стороне царя, который порицал ливонцев за измену католичеству и за принятие лютеранства. А епископ — католик. Отсюда все и ведется.

После этого стали искать и у себя, в Ревеле, сторонников царя Ивана. Оказалось, что и здесь они уже объявились среди купечества. Хватали иных, бросали в тюрьмы. И когда только успел московит соблазнить столько неразумных людей! И чем он привлекает их к себе? Пытали узников и ни до чего не допытались; кое-кого спустили на дно морское.

Великий страх родил взаимное недоверие.

Шумит, волнуется Балтийское море.

Герасим и Параша тихо бредут вдоль песчаной косы. Ветер гуляет по водяному простору; бежит на берег волна за волной. Конца не видно колеблющейся зеленоватой водяной пустыне. А там, где небо сходится с водой, медленно опускается солнце.

Среди пенистых гребней вечернего прибоя мелькает хрупкий рыбацкий челн. Он то исчезает в волнах, то снова появляется на гребне.

У самых ног ложатся седые неугомонные волны и, пенясь на сыром разбухшем песке, бесследно вновь тонут в пучине.

Солнце коснулось воды, и вот уже частица его погрузилась в море, а вскоре и все оно скрылось за горизонтом.

Рыбацкий челн вынырнул совсем рядом. Вышел из него высокий угрюмый эст в войлочном колпаке, зашлепал босыми ногами по воде, потянул челн за собою на длинной бечеве. Вытащив на песок, остановился, тоже залюбовался закатом. Когда солнце скрылось, подошел к Герасиму, попросил его помочь; оттянули челн подальше от воды. Приподнял шляпу, поблагодарил Герасима.

— Умеешь ли по-нашему говорить?

— Мало умею… Мало! — устало ответил эст, сосредоточенно прикручивая веревку к колышку, вбитому в песок.

Из-под хмурых бровей глядели добрые голубые глаза.

— Много ль, добрый человек, вас тут, рыбаков-то? — чтобы завязать разговор, спросил Герасим.

Эст снял колпак, провел ладонью по лбу, по своим длинным волосам, доходившим до плеч, засмеялся:

— Много!.. Рыбы хватает… Всем хватает… И русскому хватит, и немцу хватит… Эсту хватит… много!

Параша и Герасим переглянулись. Рыбак, очевидно, понял так, что русские боятся, как бы эсты не выловили всю рыбу и ничего бы не оставили русским.

— Нам рыбы не надо… — сказал Герасим. — У нас свои реки и озера, и там ой как много рыбы!

Эст посмотрел внимательно в лицо парню. И, указав на саблю: озабоченно спросил:

— Бить не будешь? Отнимать рыбу не будешь?

Параша весело рассмеялась.

Рыбак с удивлением на нее посмотрел.

— Чего смеешься?

— Полно тебе, дядя!.. — покачала она головой. — Мы не разбойники… За кого ты нас почитаешь?

Рыбак выслушал ее слова с растерянным видом. Он указал на саблю.

— А это? Зачем?

Герасим ответил:

— Недруга бить…