Валентин Пикуль - Каторга. Богатство

— Наверное, крейсер, — говорил Соломин, впопыхах надевая боты. — Сейчас вот разделают нас артиллерией… А мы со своими берданочками — пых, пых, пых!

— Это не крейсер, — на глаз определил траппер. — Нас, кажется, решил визитировать «Редондо», американский транспорт, который часто фрахтует Камчатская компания…

Андрей Петрович поспешил в гавань, навстречу ему поднимался по тропинке Мишка Сотенный.

— Вот оболтусы! — хохотал урядник. — Развели шумиху, а это не японцы. Видать, провизию для нас привезли…

Жители Петропавловска толпились у берега в чаянии, что сейчас узнают мирские новости — о делах на фронте, о несомненной победе матушки-России. Соломин вместе со всеми стоял у самого среза причала, поджидая, когда к нему подвалит борт корабля, исхлестанный полосами засохшей морской соли. Американские матросы в длинных свитерах молча подали швартовы. В толпе нашлось немало охотников, чтобы ловкой удавкой закрепить их за причальные кнехты. Дребезжа роликами, на берег покатилась гремучая корабельная сходня. Однако никого из петропавловцев янки на палубу «Редондо» не допустили. Над бортом корабля свесился через леера чересчур элегантный господин в сером костюме и белых гетрах. Он крикнул вниз:

— Что вы, как шайка, все с ружьями?

— Так надо, — за всех ответил ему Егоршин.

— Кто здесь начальник Камчатки?

— Я, — сказал Соломин. — Сейчас поднимусь к вам.

— Не нужно. Я сам спущусь на берег…

Это был барон фон дер Бриттен — потомок крестоносцев, искавших в Палестине гроб господень, а теперь он, урляндский дворянин, сходил на берег Камчатки, которая лакомым куском нависала над бездною Тихого океана.

Продираясь через толпу, барон отрывисто говорил:

— Война уже проиграна… страшное поражение… Соломин поспешил увести Бриттена в правление, куда сразу же набились люди, жаждущие узнать правду. Перед ими находился человек, прибывший из того мира, в котором можно ежедневно читать газеты, знать самые свежие новости.

Конечно, все буквально в рот смотрели барону, а он, видимо, наслаждался своим всемогуществом, ибо один он — только он! — обладал той информацией, которая была сейчас для Петропавловска будто хлеб для голодных.

— Так расскажите нам! — воззвал к нему Соломин.

Повесив макинтош на спинку стула, Бриттен сел. Взором, почти отвлеченным, он обвел лица собравшихся. Сказал:

— Ничего утешительного. Россия разгромлена!

Календарь показывал 5 мая 1904 года. Плотное молчание, словно непрошибаемая стенка, выросло вокруг того стула, на котором расселся барон. Чтобы эта тишина не взорвалась возмущением, Бриттен торопливо заговорил:

— Я понимаю, что все вы жили под обаянием несокрушимости великороссийской мощи. На деле оказалось — это мыльный пузырь, лишь слегка сверху бронированный… Достаточно было иголочного укола, чтобы он лопнул!

Блинов прослезился. Казачий урядник ногтем соскабливал смолу, прилипшую к эфесу его шашки. Исполатов, отвернувшись, пускал к потолку голубые кольца табачного дыма. Соломин сказал:

— Простите, барон, но такого ведь быть не может, чтобы наши священные твердыни, вроде Порт-Артура…

Бриттен сразу перебил его возгласом:

— Порт-Артур уже сдан! Вернее, — поправился он, — когда мы покидали Сан-Франциско, уже была решена его капитуляция.

— А как же наш флот? — спросил урядник.

— Какой флот? Русского флота давно нет… Поищите его на дне Тихого океана [7] Это была наглая ложь. Ко времени прихода «Редондо» на Камчатку (5 мая 1904 г.) Порт-Артурская эскадра и крейсера Сибирской флотилии героически отражали все попытки нападения японского флота, а 2-я и 3-я Тихоокеанские эскадры (адмиралов Рожественского и Небогатова), формируемые из состава кораблей Балтийского флота, даже еще не трогались в путь. . — И барон рассмеялся.

В сенях канцелярии кто-то задел пустое ведро. Этот житейский звук несколько оживил Соломина, совсем увядшего. Все были растеряны, не зная — верить или не верить. Да и как было не поверить, если говорило официальное лицо?

— А что во Владивостоке? — спросил Соломин.

— Владивостока нет. Эскадра японских крейсеров еще в марте оставила от него дымящиеся руины. Масса убитых и раненых. Поезда переполнены — жители панически спасаются в Россию, и сейчас Владивосток — это мертвое поле, а все подходы к нему японцы завалили минами так густо, что еще добрую сотню лет туда никто не рискнет соваться… [8] Еще одна грубая ложь. Правда, что в начале войны японские крейсера в течение 45 минут вели обстрел Владивостока с моря, выпустив по городу около 200 снарядов, с самыми ничтожными результатами. Но японские корабли убрались сразу же, едва из гавани на их перехват вышли русские крейсера «Громобой», «Рюрик», «Богатырь» и «Россия». Голова от таких новостей шла кругом. Бриттен поднялся и сдернул макинтош со спинки стула.

— Сейчас, — произнес он, — назрел вопрос о конференции ведущих держав мира, чтобы произвести окончательный раздел дальневосточных владений Российской империи.

Тут, не выдержав, гаркнул Мишка Сотенный:

— Да Россия-то, чай, не Африка, чтобы делить ее!

Бриттен, вроде сочувствуя уряднику, пожал плечами:

— Увы, но это так.

Исполатов вдруг гортанно произнес одно слово, которое резануло всех, словно бритвой:

— Кайкчич!

К сожалению (или к счастью?), Бриттен его не понял. Это было старое оскорбление ительменов, которое могли понять лишь старожилы Камчатки; оно означало примерно то позорное русское слово, что начинается с буквы «б».

Белые гетры барона уже заторопились к дверям.

— Америка, — говорил Бритггн на ходу, — получит Камчатку, из которой образуется самостоятельный штат, а конгресс Соединенных Штатов в этом случае отдает мне все, что здесь имеется, на концессионных правах.

Дверь, взвизгнув пружиной, захлопнулась за бароном столь громко, будто выстрелила пушка. Соломин сел.

— Надо бы его попросить, — сказал вяло, — чтобы он воздержался от таких слов на улице. Могут возникнуть неприятности.

Блинов вытер слезы и ожесточился:

— А пускай, сволочь, болтает, что хочет. Одной болтовней ему из нашей Камчатки колонии не сделать.

Андрей Петрович с надеждою воззрился на Исполатова:

— Как вы относитесь ко всему услышанному?

Траппер размял в пепельнице погасшую папиросу с таким старанием, будто хотел уничтожить заклятого врага.

— Россия — это такая страна, которой можно нанести поражение, но которую никогда и никому не удавалось победить. Я допускаю, что наша армия могла оставить Мукден, допускаю, что Владивосток можно бомбардировать, как это сделали недавно с Благовещенском китайцы. Но курляндский баронишко что-то уж больно много насыпал пеплу на наши головы… Вспомните! Даже насквозь прогнивший Китай и тот, когда на него напали сразу несколько стран, обладавших новейшим оружием, даже Китай не испытал столько бед и насилий, какие, по словам барона, выпали сейчас на русскую долю. Уж если ты, собака, взялся за вранье, — заключил Исполатов, — так ты уж ври хотя бы так, чтобы тебе поверили!