Юрий Когинов - Страсть тайная. Тютчев

В жизни каждого человека — рано или поздно — обязательно наступает момент, когда он обязан сделать свой главный выбор. Именно — сознательный выбор, а не шаг, слепо направленный навстречу обстоятельствам. Конечно, чтобы достойно встретить и обстоятельства судьбы, для этого тоже требуется немало воли и мужества. Пойдёт в нашей книге речь и об этом. Сейчас же меня более всего занимает мысль об умении принять самое важное, самое значительное, определяющее всю дальнейшую жизнь решение.

Для Мари таким важнейшим в её судьбе выбором оказалась твёрдая и безоглядная решимость связать свою жизнь с жизнью Бирилёва. Любовь к нему она определила как высший смысл своего существования. Помните запись в дневнике: «За него готова жизнь отдать»?

Будь эти слова занесены в тетрадь в минуты блаженства, когда сердце значит больше рассудка, будь они просто записаны тихой бессонной ночью в предчувствии того, что и завтрашний, и послезавтрашний день будут лучезарными и беспредельно счастливыми, я бы не очень настаивал на читательском внимании к этим словам. Что ж, в любовных признаниях всегда много возвышенности и преувеличений. А сладостные слова придают ещё большее значение чувству, подстёгивают его. Кто буквально может воспринять любовные восторги, кто за словами увидит поступок? Зачем же поступок, зачем же какое-то ещё действие в подкрепление слов, когда такая сладость — вся жизнь?

Любовь Мари оказалась в опасности. Её решимость натолкнулась на глухую, непроницаемую стену родительского противоборства. И любви грозила гибель, грозила, иначе говоря, смерть.

Вот запись в дневнике за месяц до свадьбы, накануне решающего объяснения с Бирилёвым: «Мама вышла в ужасном состоянии, уверяя меня, что никогда больше не увидит меня и прочее...»

Родительское «не перечь» не такое уж редкое в быту явление. Но здесь — особые обстоятельства: столкнулись очень сильные, волевые натуры, каждая из которых может пойти до конца. Опять громкие слова? А история Фёдора Ивановича, которого ничто не остановило — ни крушение покоя в семье, ни мнения света?.. Итак, две неуступчивые, неподатливые, как кремень, стороны столкнулись, и ни одна из них не думала поддаваться.

Ни слёзы, ни мольбы — ничто здесь не могло помочь. Одержать победу была способна только бескомпромиссность. Только твёрдая, выверенная чувством и разумом логика выбора.

Прочтём записи в дневнике: «Право, не знаешь, в какую сторону обратиться — радость и печать так связаны». «...Чувствую, что жертвую любовью к мама́ ради другой любви...» «Вижу ясно, что нужно бороться, чтобы быть способной составить его счастье».

Мы уже знаем, какие попытки помешать выбору дочери предпринимали отец и мать и как стояла на своём Мари. Записи в дневнике — о том, как рождалась в её душе та сила, которая помогала ей бороться. И — о цели, ради которой она может пойти на разрыв с родителями, цели её любви — принести счастье любимому человеку.

Об открытом, лёгком, скорее уступчивом характере Бирилёва уже шла речь. Не будем смешивать его общежитейские черты с ратным мужеством. В каждом человеке счастливо уживаются крайности. Так и в характере Мари доброта, нежность и почти сентиментальность, с которыми мы уже познакомились, круто сроднились с волей и твёрдостью убеждений.

Размышляя в одинокой тиши Овстуга над судьбами тургеневских героинь, она определила и свою жизненную линию — делать добро другим. И вот — первая же в её жизни реальная возможность осуществить своё предназначение! Не о выгодной и блестящей партии речь, не о своём лишь наслаждении и счастье в общепринятом смысле, а «быть способной составить его счастье».

Житейские заботы почти изо дня в день заполняют её записи в дневнике: шила рубашку Дарье, вязала для Кати, думала о том, что вышить для мама́, переписывала бумаги Майкова, которые принёс отец, помогала писать сочинения братьям... Но не действенная ли это потребность быть постоянно нужной близким, помогать им всем, чем ты можешь? И это — уже не просто девичьи вздохи и мечтания. Это — поступки. Маленькие, пусть даже совсем крохотные, но в них — характер. В них, как бы мы сказали сейчас, активное отношение к жизни.

И вот — возможность уже совершить поступок большой, для ставшего ей любимым, может быть, самый необходимый тому, кому отдала сердце.

Нездоровье Бирилёва, начинающаяся прямо у неё на глазах его непонятная болезнь... Инстинктивное желание — подальше бы от беды, хватает и своих напастей... Благо бы временно помочь, а то — связать себя по рукам и ногам на всю жизнь...

Ход рассуждений естествен, если на всё смотреть со стороны. Но любовь — чувство не со стороны. Любовь — это когда ты другому желаешь счастья и не останавливаешься ни перед чем, чтобы ему это счастье дать. Кто-кто, а уж сама-то Мари видела, знала, как Тютчев был против её поступка. Но сам же он своею собственной судьбой (разумеется, даже не подозревая об этом) показал, что ради настоящей, высокой любви человек может и должен идти на всё.

Мари не была бы дочерью Тютчева и Эрнестины Фёдоровны, если бы не сумела взглянуть на случившееся с отцом именно не со стороны, а как бы из глубины его сердца, поставив хотя бы мысленно себя на его место.

Конечно, своим чутким женским сердцем Мари не могла не сострадать Эрнестине Фёдоровне. Но ведь не только женскую печаль — пример высочайшего благородства увидела она в поведении матери.

Здесь уже приводились слова жены Тютчева о горе мужа: «Его скорбь для меня священна, какова бы ни была её причина».

Эти слова подлинные, произнесённые с достоинством и — особо подчёркиваю — поразительным, почти неправдоподобным пониманием существа произошедшего. Это — уважение к величайшему человеческому чувству, любви. К любви, которая обернулась для неё самой, жены Тютчева, трагедией.

Думал ли Тютчев тогда, в Ницце, о том, что его любовь, его «грех» станет уроком высочайшей нравственной силы для дочери, для его «родимого дитя», как он позже в стихах назовёт Мари? Нам важно другое: и отец, и дочь поступили в своём выборе, исходя из самых высоких требований не кого-то со стороны, а собственной души — любить наперекор всему, любить, отдавая другому безоглядно своё сердце...

Однако теперь всё определённо решилось. Борьба Мари позади. Во всяком случае, ей сейчас так кажется, ибо сегодня она отослала Диме письмо, в котором последний раз подписалась фамилией «Тютчева».

В большой тютчевской семье — свадьба. Первая! Анне уже за тридцать пять, Дарье тридцать один, Екатерине тридцать. Но никто из них не замужем. Младшая, Мари, — первая!

Все дети одинаково любимы отцом. Только сегодня Фёдору Ивановичу кажется, что дороже и милее Мари у него никого нет.