Раиса Иванченко - Гнев Перуна

Служанки Вышатича поначалу угодливо кланялись своей господарыне в пояс и предупредительно заглядывали в рот. Но скоро почувствовали её незлобивую натуру, доброту и махнули рукой. Блаженная, не иначе, их боярыня! Старшая горничная Килина, которую все называли проще — Килька, уверяла, что боярыня не в своём уме, что ничем она в доме не занимается, лишь сидит над книгами. Наверное, потому, что душой уже побывала в Перуновом пламени и вкусила сладость идольского грехопадения.

Гаина знала об этих пересудах и принимала их со смиреньем. Людям языки ведь не укоротишь. Мир они ценят и мерят по своей короткой мудрости. Что поделаешь? Правда людская — не среди людей, она выше.

Трудно было узнать в боярыне Гаине бывшую Ярилову невесту. Небольшая, но тугая грудь, крепкий стан, раздавшиеся плечи — всё говорило о тоскливой женской перезрелости. Только лицо приобрело какую-то ещё большую пылкую привлекательность. Тонкие нити тёмных бровей потемнели. Огромные серые глаза с чёрной радужкой у зрачков как-то стали более глубокими, встревоженными. Над верхней губой появился нежный золотистый пушок. Она редко когда стягивала с головы чёрный платок, так же как и широкое чёрное навершие поверх белой сорочки.

Так и жила. Или влачила существование. Этого не знала сама.

После завтрака всегда садилась за стол, листала тяжёлые страницы огромных книг. Килина жалостливо вздыхала — такой жене да доброго бы мужа, да детей в подол! Вот! Что же их боярин худосочный! Его больше тянет к славе, к походам, к гульбищам. Все ищет, чем бы далее свой род прославить. Дед его Остромир проуславил, вишь, Евангелием красным, отец — Вышата — цареградским походом. А он и его меньший братец, разгульный Путята, измельчали, гоняясь за славой. А она — эхма! — махнёт крылом перед ними — и растает, яко дым. Беги, воевода, догоняй!..

Килина первой заметила у двора высокого молодого мниха. Он часами простаивал у ворот. Или прохаживался вокруг дома. Кого поджидал? Конечно же не её, рябоватую половчанку, которую подобрал воевода Ян в половецкой степи!..

Когда ворота раскрывались и был виден весь двор, дом с двумя крыльцами, монах тот настороженно всматривался в лица людей.

Не спрашивали у черноризца ничего. Когда б и спросили — не сказал бы. Он ведь и себе боялся признаться, кого выжидает. Но Килина скоро поняла: боярыню! Конечно же уже всех перемерил своими глазищами.

Чернец же и в самом деле хотел видеть боярыню, желал узнать, счастлива ли она. А может, ещё хотел рассказать о том забытом Наславе, который когда-то, в каком-то сказочном сне водил её белого коня, неумело обнимал, снимая с лошади... а потом ещё бежал лесом искать для неё спасения... Он ведь спас ей жизнь... Какова же она теперь у неё?

Сколько солнцеворотов минуло с тех пор — Нестор в горячке не мог точно сосчитать. Три или пять. Не мог также припомнить все мгновенья, когда кровь горячо обжигала его сердце и память. Лишь одно знал сейчас — он должен увидеть её.

И увидел.

Гаина провожала игуменью Анну-Янку. Высокая, ещё молодая, но уже с морщинистым от частых постов лицом, эта учёная внучка Ярослава Мудрого шла впереди Гаины, быстро выбрасывая вперёд колени. Но вдруг останавливалась, чтобы Гаина могла поравняться с нею.

— Вижу, мой труд не пропал даром, сестра, — радостно молвила игуменья. — Греческие книги, какие ты переписала, стали нам большим подспорьем в монастыре. Иди к нам, будешь обучать сестёр.

— Не знаю, смогу ли...

— Кто же тогда и сможет!.. — улыбнулась Анна.

— Говорят, в земле хорезмийской есть много знатных лечцов и мудрых книг. Кабы достать их! — заглядывает Гаина в сухое лицо Анны.

— Вот пойду скоро в Царьгород, попрошу и сих. И арамейских, и ещё египетских.

— Нужно было бы ещё у наших знахарок сию науку перенять. Они много знают трав и истоков целебных.

— Свят-свят-свят! Да они же своим волхованьем и ведьмовством людей губят! Со старыми богами беседуют, заклятия ногайские на людей напускают! — От возмущения игуменья даже остановилась.

Гаина побледнела. Испуганно опустила глаза. Но всё же пролепетала:

— Я о травах говорю, матушка. Множество их на нашей земле растёт. И что ни травинка — то сила целебная. Знать бы о каждом стебельке... эту силу людям отдать...

Игуменья резко, как-то безжалостно и холодно заговорила:

— В тебе отзывается та сила колдовская, которая когда-то на костёр тебя привела. Молись, сестра! Забудь о том волхованье. Греческие книги — Богом освящены. Так мне ещё мать моя сказывала. А она — из царского рода, из Мономахов! Не слышала? О! Весь мир помнит великого царя Византии Константина Мономаха [75] ...великого царя Византии Константина Мономаха... — Константин IX (?—1055) — византийский император, после войны с Русью в 1043 г. заключил с ней союз, скреплённый браком родственницы императора Марии Мономах с сыном Ярослава Мудрого — Всеволодом Ярославичем; от этого брака родился будущий великий князь киевский Владимир Мономах. , деда моего!..

— Если бы нашу книгу написать и освятить — также пошла бы в свет... И была бы священной.

— Нашу? А достойны ли мы сотворить что-то своё? Разве что идолов деревянных! — Голос игуменьи стал трескучим и жёстким.

— Помилуй меня, матушка. Но выдаётся мне, что такая книга послужила бы нам лучше: греческое зелье тяжело нам доставать, а вокруг нас — сколько нашего целебного зелья! Не нужно было бы ходить за ним к ромеям.

— Греховные мысли живут, однако, в тебе, сестра. От тех старых кудесников и кумиров твои размышления. От них... Молись, да простит тебя Вседержитель...

Гаина молча склонила голову. Все укоряют её за старых богов и волхвов — от челядниц до высокородной игуменьи. Здесь уже все забыли о своих дедовских обычаях, о песнях Яриловых... Поют лишь чужие невразумительные песнопения... А своё, такое понятное, такое близкое, отбросили. Почему нужно отрекаться от него? Почему кланяемся чужому?..

Возвращалась домой. И вдруг встретила взгляд знакомых глаз. Сердце её ёкнуло. Наслав! Он ли? Монашеская ряса, скуфейка, борода...

Она пристально глядела в его лицо. Да, это он поджидает её. Неожиданно припомнила, что уже много дней видит эту высокую фигуру у ворот.

Какая-то сила заставляла смотреть на него не отрываясь.

— Наслав... — прошептала неуверенно.

— Я...

Гаина почувствовала тяжесть в теле. В ушах звон. Но — чудно! — с её памяти будто сползла пелена забвения.

Тёплый весенний ветер дохнул в лицо запахом вспаханных нив, ожившей коры и только что распустившихся почек. Прозрачными каплями весеннего сока обвешаны ветви берёз. Весь мир наполнен синевой неба и дыханием воскресшей земли. В золотистых лучах Солнца-Ярила едва приметно дымились-дышали паром ровно заволочённые и засеянные поля...