Раиса Иванченко - Гнев Перуна

— Забрали ведь у меня всё злато-серебро... Чем воям платить? — едва не плакал Изяслав.

— Победой, осподине мой! — гордо блеснула светлыми очами Гертруда и медленно направилась к крыльцу. Потом обернулась, величественно повела рукой перед собой: — Прошу дорогого гостя в палаты!

В палатах будто все забыли друг о друге. Каждый размышлял о своём. Изяслав не решался склониться к словам Яна. Уже слишком много было за его спиной обманных обещаний — и Генриха IV, и князя Мешка, и дружины лядской.

— Ян, а как игумен печерский? — наконец отозвался задумчиво Изяслав, пристально всматриваясь в глаза Вышатича.

— Отец Стефаний сказал: не будет от него благословенья князю Всеволоду, пока жив законный киевский князь. Закон и благодать должны крепить Русскую державу.

— Сие так... сие так... — размышлял вслух Изяслав. — Ещё великий Илларион оное говаривал. Но почему ты, воевода, раньше ублажал этого крамольника... братца моего Святослава, а теперь стоишь за закон?

Вышатич от неожиданного вопроса не знал, куда глаза девать. Потом, собравшись с духом, ответил:

— Я Не лукавлю, князь. Имел я почёт, и земли, и виры от моего благодетеля князя Святослава. Наказал его Бог за то, что закон и заповедь отца преступил. Теперь же хочу тебе служить. По правде. Весь мой род великим князьям верно служил. И слепой отец мой Вышата — сам ведаешь — мученья принял за честь отца твоего и за Русь.

— Да будет так, — недоверчиво наклонился вперёд Изяслав. — Пусть и так. Будешь мне верным — почитать буду и я.

Вышатич облегчённо вздохнул. Обвёл небольшие палаты взглядом. Стены обшиты дубовыми досками, на окнах — резные наличники. На стенах — иконы, свечи, пахнущие ладаном лампадки. Все как в палатах киевских...

Гертруда тихо подошла к стенному ларцу, сняла с полки два серебряных бокала, нацедила из лагвицы красного вина. Поднесла на подносе сначала Изяславу, потом Вышатичу. Склонила в неглубоком поклоне голову, обвитую шёлковым чёрным платком, играя небольшими, по-девичьи живыми глазками на худом, уже увядшем лице.

— Спасибо, Ян, что печёшься о нас и о внуках великого Ярослава, о наших сыновьях — Святополке и Ярополке [91] ...о наших сыновьях — Святополке и Ярополке... — Святополк II (1050—1113) — князь полоцкий (в 1069-1071 гг.), новгородский (в 1078—1088 гг.), туровский (в 1088—1093 гг.), великий князь киевский (с 1093 г.). Сын великого князя Изяслава Ярославича. Лицемерный и жестокий, он разжигал княжеские междоусобия; угнетением народа подготовил вспыхнувшее после его смерти восстание в Киеве. Ярополк — вышгородский князь с 1078 г., затем князь туровский и владимиро-волынский. Брат Святополка II и сын князя Изяслава Ярославича. В 1085 г. Ярополк бежал от Владимира Мономаха в Польшу, но в 1086 г. вернулся, заключил мир с Мономахом и снова сел во Владимире-Волынском, но в том же году погиб от руки наёмного убийцы, подосланного Ростиславичами. По словам летописи, отличался добротой, смирением и кротостью. . Должны твёрдо исполняться заповеди Ярослава Мудрого. — Она глядела на Вышатича, но слова обращала к своему князю.

«У княгини недаром голова поседела... Духом тверда... И десницу Изяслава направляет... Мудра княгиня Гертруда!» — отметил про себя Вышатич.

От слов княгини о сыновьях Изяслав встрепенулся, будто кочет, невзначай задремавший на заборе. Вскочил со скамьи, обернулся к иконе, перекрестился.

— Погляди, Матерь Божья, на смирение моё и прости грехи мои...

Гертруда опустила ярко заблестевшие глаза. На её бледном, измученном лице шевельнулась победная улыбка. Приветливо бросила взгляд на воеводу: мол, всё в порядке, Ян, князь решился, князь возьмёт в руки меч! Подошла к Вышатичу.

— Какие же вести от сына нашего старшего — Святополка?

— В Туровской земле сидит. За болотами. Там тихо.

— Лишь бы тихо, — вздыхает Гертруда. — А дочь нашу Евпраксию мы здесь отдали за князя Болеслава!..

— Ещё одна Евпраксия осталась в чужой земле. Дочь князя Всеволода — та давно за императором Генрихом Четвёртым. Императрица! — Неизвестно почему Вышатич это произнёс с гордостью.

Гертруда плотно поджала сморщенные губы. И воевода понял неуместность своей гордости. Генрих IV, император Священной Римской империи, Генрих, который воевал со злобным Папой Григорием VII, который потрясал королевствами и епископствами во всей Европе, этот могущественный властелин Германской империи, был родичем Всеволода Ярославича. И Всеволод мог опираться на него в своих стремлениях относительно киевского стола. Слабосильный же польский князь Болеслав... Какую помощь может он оказать несчастному князю-изгою?..

Ян отступил от скамьи, держа в руке бокал с вином, тяжело провёл рукой по вдруг вспотевшему челу. Нелёгкая эта работа — быть послом от киевлян к князю с ранимым честолюбием...

— Воевода устал? Сейчас позову постельничего... Подожди... пойдёшь в свою ложницу, отдохнёшь с дороги...

Ян облегчённо закивал головой. Подальше, подальше от разговоров с княгиней и князем. А то ненароком опять что-нибудь сболтнёт лишнее.

— Мне скоро и назад, княгиня... Поеду в землю Волынскую. Князей тамошних поднимать с дружинами. В помощь князю Изяславу. На чужие рати нет надежды. Ляхи о своём кармане пекутся, а не о княжьей чести...

Тьфу ты, снова язык его не в ту сторону поворачивается!.. Забыл, что княгиня — полька! Гертруда отвела глаза в сторону.

— Не обессудь, княгиня. Говорю искренне.

Гертруда высоко подняла голову, направилась к двери. Она обиделась за своих родичей, о которых так неучтиво отозвался русский воевода. Но и возразить ему ничего не могла — ведь говорил-то он правду. Вышатич почувствовал, что сорочка прилипла к его спине. Плохой из него посол...

Князь Изяслав горько усмехнулся воеводе:

— Гордячка моя княгиня...

На другой день на конюшне, возле лошадей Вышатич разыскал своего верного гридя Порея. Тот только сопел, сильнее налегая на гребень, которым чесал бока лошади. Вышатич понял, что в сердце Порея кипит какая-то обида.

Ян выжидал, не начинал разговора. Но гридь упорно продолжал молчать. Тогда воевода решился:

— Возвращаться нам пора, Порей. Так велел князь.

— И слава Богу! — с неожиданной яростью согласился гридь. — Сам хотел просить воеводу об этом...

— Что так? — Вышатич осторожно оглянулся. Эта предосторожность понравилась Порею.

— Лукавые их челядины, — зашептал на ухо гридь. — Нашим лошадям в мешки... ячмень насыпали вместо овса! Чтобы наши кони зажирели и потеряли бег...

— Скажу князю!

— Не нужно. Я по-своему сделал.

— Как?

— Ячмень пересыпал в мешки их коням, а их овсом наполнил наши мешки.

— Лукавый еси, гридь, — засмеялся Ян.

— Должен быть таким... с лукавцами же...