Раиса Иванченко - Гнев Перуна

Сильвестр тяжело сопел коротким ноздреватым носом. Глазами что-то выискивал в земле.

— Я разве что... Не рвался к твоему пергамену. Говорил игумену: дайте другую работу. А он своё — имеешь красное письмо. Азы и буки, сам ведь знаешь, брат, у меня каждому милуют глаз.

Нестор привстал с бугорка, долго разгибал свою окостеневшую спину. Приставил ладонь к челу, всматривался в сизую даль. Будто кого-то выглядывал.

В тусклых, вдруг поблекших больших очах старца мелькнула холодная отрешённость. В самом деле, зачем всё это говорить Сильвестру? Разве кто стал лучше, услышав о себе хулу? А он... душу свою выворачивает! Сказано ведь: не давайте святыни псам и не мечите жемчуг ваш перед свиньями, ибо потопчут его ногами своими и, возвратясь, растерзают вас. Пусть бы растерзали его, Нестерово, тело. Пусть бы распинали его на кресте... Но Сильвестр будет терзать его душу, единственное чадо его — летописание, пергамен его. Что захочет — вырежет и выбросит. Что захочет игумен альбо князь-волостелин — допишет...

Давящим бугом [8] Буг — обруч. перехватило его старческое горло. Снова диавол искушает его... Снова горит душа!

В пещеру... Живьём зарыться в землю. Отказаться от воды и хлеба. Пока в теле не застынет кровь. Пока в голове не погаснет мысль. И пока на устах и в сердце не умрёт его Слово... Его недосказанное Слово — людям...

Тяжело шлёпали босые заскорузлые подошвы на тёплой от солнца, вытоптанной братией тропе. Посох, на который теперь он склонился грудью, едва поддерживал его тело. Быстрее, быстрее убегать от сих мыслей, которые бунтуют в нём гордыню, которые возвращают его в суетный мир. Совершить свой последний подвиг — найти своё вечное умиротворение в пещерке...

Сильвестр тащился за ним.

Спустились извивистой, едва видимой среди сухих бурьянов и кустарников тропкой, подошли к глинистому разлому обрыва. Нестор пошарил вокруг рукой, нащупал сноп из сухих ветвей ивняка, потянул на себя. Перед ним открылась чёрная нора, дохнула в лицо сыростью и плесенью. Вот здесь его последнее место на земле.

Трижды перекрестился. Вознял кверху вдруг ослепшие от горячей мглы очи. Согнулся и полез в эту нору. Широкими плечами продирался вглубь, земля сыпалась ему за ворот, в лицо. Сухая земля. Будто сухой земляной дождь.

Обернулся, позвал:

— Брат Сильвестр, закрой влаз [9] Влаз — вход. в пещеру бурьяном. А сверху — засыпь землёй. И молись за меня Всевышнему...

Сие были последние слова Нестора на этой земле... Даже Сильвестру на какую-то минуту стало жутко — так спокойно человек оставляет белый свет...

Сильвестр нагрёб в охапку сухих ветвей, забросал ими сверху нору, начал обсыпать острые выступы глинистого обрыва. Красновато-каменистая лавина почвы с грохотом посыпалась вниз и плотно завалила последнее пристанище Нестора. Оно уравнялось с окружающим видом всего обрыва. Будто так и было вечно. Рука Сильвестра поднялась к челу:

— Помоги ему, Боже...

Возвратился к обители той же тропинкой, которой уже никогда не пройдёт брат Нестор.

Сильвестр огляделся, как бы надеясь, что длиннорясая фигура белобородого монаха вот-вот замелькает над обрывом. Поспешно осенял своё чело и грудь спасительным крестом, отгоняя страх, дабы укрепиться силой в душе, дабы не выпустить из рук того дела, которое так неожиданно свалилось на него.

Когда миновал ворота обители, заметил, как монахи, работающие на огороде и во дворе, провожали его недобрыми, колючими взглядами. Но когда он подошёл к ним ближе, их спины наклонились ещё ниже к земле. И Сильвестр зло кривил свои тугие красные губы. Постойте, он заставит их ещё целовать его следы!.. Помоги ему в этом сила небесная!

Не хотел открывать глаз. Неизвестно сколько уж миновало времени оттоле, как он оставил мир. Думал, умер уже. Да нет. Мысль ясно вспыхнула вновь и осветила внутренним светом его сырую затхлую пещерку. Под боком, на скамье, шуршит ещё прошлогоднее сено. Глухо вокруг и темно. Но слов для молитвы не было. Не было и слов раскаяния. Тяжёлое забытье первых дней прошло. Теперь остро слышал запах корней. Дух земли. Слышал, как кто-то над головой топал, даже сухая земля сыпалась с потолка. Кто там?.. Послышалось, будто голос Яна Вышатича. Будто зовёт его... Подожди-ка, ведь Ян умер несколько лет назад... Преставился... Но всё же будто его голос звал Нестора из пещеры... «Иди сюды-ы!»...

Наконец шаги умолкли. Нестор тогда понял, что это снова начались у него бесовские видения.

Теперь, вишь, недолго колотится нечистая сила возле него.

А раньше! Когда был моложе... Чего только не творила с ним!

Как только не издевалась, как только не голосила! На колесницах огненных диаволы грохотали над ним, в сопели, и в дуды, и в прегудницы [10] Прегудницы, сопели, дуды — музыкальные инструменты в виде различной величины свирелей. дудели. Даже оглох от этого шума. Самым тяжёлым было, когда злые духи заходили к нему в пещеру с сияющими светлыми лицами, улыбающиеся, ясноокие. И так ласково приговаривали: «Сие наш Иисус Христос. Кланяйся ему. Кланяйся!» Понимал, что это подлог, коварство. Отбивался от бесов святым крестом и молитвой.

А они хватали его за руки, за ноги, раскручивали и со всего размаху бросали в чёрную бездну, которой не было ни конца ни края. Он задыхался, размахивал ногами и руками, взвивался телом — но не было ему остановки. Тогда хватал себя за бороду, за волосы, лишь бы за что-то зацепиться и остановить этот ужасный полёт. Остановить!.. А вослед ему нёсся громовый хохот. Все вокруг него дрожало от этого зловещего гагаканья. Танцевали тучи, кричали звёзды, и он подпрыгивал в какой-то шальной пляске. От этого терял силы и камнем падал вниз. Падал! Даже в ушах свистело. Даже останавливалось дыхание в груди. Исчезали мысли... И он умирал...

Лишь тогда бесы покидали его и исчезали. Чтобы снова объявиться через некоторое время и, ухватив за волосы, таскать по земле и с размаху бить головой о каменные стены...

Отец Феодосий поучал: нужно строже блюсти себя в молитвах от помыслов скверных и от бесовского искушения. То диаволы разжигают у черноризцев, наипаче у молодых, вожделенные воспоминания, грешные намерения и желания. А ещё нужно сытной еды стеречься, многоядства и пития безмерного также. Они же умножают лукавые помыслы, из-за них же и случается грехопадение...

Отец Феодосий был первым игуменом Печерской обители, которую заложил схимник Антоний [11] ...схимник Антоний. — Антоний Печерский (983—1073) — основатель Киево-Печерского монастыря (в 1051 г.). В 1069 г. бежал от гнева князя Изяслава Ярославича в Чернигов, где основал монастырь. . Хотя в книгах был он не слишком смысленый, беспокоился о том, чтобы его братия монашеская была научена книжному чтению и писанию. Тогда же он заложил в монастыре обучение: отец диакон по имени Никон обучал всех книжной мудрости. Монахи прозвали его Никон Великий. И в самом деле, сей муж был великим не только своим телом и своим терпением в нелёгком труде научителя, но велик был своей мудрой учёностью — читал по-гречески, по-латыни, иудейские книги разумел и арабские, знал все уставы монастырские и все правила церковные.