Александр Чаковский - Это было в Ленинграде. У нас уже утро

— Нырков — очень хороший парень и настоящий коммунист, — убеждённо ответил Доронин, пожимая протянутую ему руку.

Доронин вернулся на комбинат к ночи. Когда он вышел из поезда, было уже совсем темно. Падал крупный снег. С моря дул сильный ветер. Доронин привычно зашагал в темноту. Теперь ему уже не надо было опрашивать, как найти рыбокомбинат.

Вскоре он увидел освещённые окна нового дома. Дом стоял на небольшом пригорке и был виден издалека.

«Точно маяк», — подумал Доронин.

Ему очень хотелось увидеть сейчас Ныркова и рассказать о своём разговоре с Русановым. Он шёл, преодолевая напор сильного морского ветра, и соображал, что надо будет немедленно сделать на комбинате.

Прежде всего необходимо собрать коммунистов и комсомольцев и поставить вопрос о зимнем лове… Нет, предварительно этот вопрос надо обсудить с Венцовым и Вологдиной. На собрании, естественно, возникнет ряд практических вопросов, на которые директор должен дать ясные, чёткие ответы.

Доронин поравнялся с новым домом. В окне Ныркова света не было. «Значит, на лесозаготовках», — решил Доронин. В соседнем окне горел свет. Это была комната Вологдиной. Казалось, что из этого окна струится удивительно домашний, тёплый свет. Доронин тихонько постучал по оконному стеклу, поднялся на крыльцо и вошёл в коридор. На полу лежала широкая светлая полоса. Вологдина стояла на пороге своей комнаты.

— Добрый вечер, — сказал Доронин и смутился, потому что была уже ночь.

— Андрей Семёнович? Вернулись?

— Вернулся. — Доронин вышел на крыльцо, чтобы стряхнуть с себя снег, и оттуда спросил: — Ныркова нет?

— С вечера уехал в лес, — ответила Вологдина. — Вы зайдёте?

— Зайду.

В комнате Вологдиной он не был с того самого дня, когда официально вселял сюда хозяйку. Тогда здесь были только стены, пахнущие свежим тёсом, и не застеклённое ещё окно.

Теперь вид комнаты сильно изменился. Кровать, на полу украинская дорожка («наверное, рыбаки приезжие подарили»), маленький письменный стол, вместо табуреток стулья («это ребята с лесозавода делают для неё нестандартную мебель»).

— Садитесь, — улыбаясь, сказала Вологдина. — Вы ведь у меня первый раз?

Вместо обычного синего комбинезона она была одета в белую блузку и чёрную юбку и казалась чуть ниже ростом.

— Смешно. Живём рядом, а в гости друг к другу не ходим. Почему бы это?

— Что касается меня, то я просто боюсь, — с преувеличенной серьёзностью пояснил Доронин. — Так сказать, травма первых дней знакомства.

— Да ну вас! — отмахнулась Вологдина. — Вы из области?

Доронин кивнул головой.

— Что-нибудь произошло за эти сутки? — спросил он.

— Как будто ничего особенного. Вот разве насчёт ножей… Нам прислали нестандартные разделочные ножи. В путину наплачемся. Впрочем, это не по моему ведомству.

Доронину не терпелось рассказать Вологдиной о своём разговоре с секретарём обкома.

— Есть одно дело, Нина Васильевна, — заговорил он, — которое по нашему общему ведомству. Как вы смотрите на то, чтобы ловить рыбу зимой?

— Вы… это только сейчас придумали? — удивлённо спросила Вологдина.

— Нет, не сейчас… И… не я придумал. Впрочем, не в этом дело…

Доронин подвинул стул и, расстегнув пальто, сел.

— Скучают у нас люди, Нина Васильевна, — продолжал он. — Ссылаться на географию тут нечего. Мы не сумели взглянуть на этот вопрос политически…

— Ничего не понимаю! — пожала плечами Вологдина. — Вы точно сами с собой говорите. Какая география? Кто на неё ссылается?

— Японцы! Они считали, что в зимнее время ловить рыбу нельзя.

— При чём же тут японцы? Времена года от них не зависят.

— Это, конечно, верно, — улыбнулся Доронин. — Но вот слушайте.

И он рассказал Вологдиной об идее зимнего лова. Вологдина пристально посмотрела на него и покачала головой:

— Беспокойный вы человек, Андрей Семёнович. Всё время что-нибудь придумываете. Тогда выход в море придумали, людей чуть не погубили. Потом решили флот колхозам отдавать. Теперь опять затеваете что-то такое, чего здесь никогда не было.

— Так как же иначе? — воскликнул Доронин. — Здесь же вообще ничего не было. Советской власти не было. Жизни для людей не было…

— Послушайте. — прервала его Вологдина, — вы серьёзно собираетесь ходить зимой в море?

— Совершенно серьёзно, — ответил Доронин. — Я уже все взвесил и рассчитал. Считаясь с метеорологией, мы будем выпускать в море только отличных рыбаков на проверенных судах.

Глаза Вологдиной загорелись. Видимо, она только сейчас поверила в то, что Доронин говорит серьёзно.

— Но… но это же в корне изменит весь наш зимний распорядок!..

— И да и нет, — возразил Доронин. — Подготовка к путине должна оставаться главным делом. Одновременно будем учиться зимнему лову. Дело, Нина Васильевна, не только в том, сколько рыбы нам удастся взять этой зимой. Необходимо приучить людей к мысли, что рыбу можно ловить круглый год. Это имеет большое принципиальное значение. А через два-три года зимний лов сумеет занять ощутимое место в нашем плане.

— Через два-три года… — задумчиво повторила Вологдина. — Вы собираетесь так долго жить на Сахалине?

— А почему вы спрашиваете? — удивился Доронин.

— Просто так, — сухо и с оттенком вызова ответила Вологдина.

Она сидела на кровати, прислонившись к дощатой стене. Сквозь окно проникал ветер, лампа, висевшая над столом, чуть заметно покачивалась.

Входя в комнату, Доронин не снял пальто, подчёркивая этим, что заходит на минутку. Теперь ему стало жарко, но снимать пальто было уже неудобно.

— Уедем мы отсюда или останемся, — тихо проговорил он, — люди-то все равно жить будут.

— Вот именно, — подхватила Вологдина, — уедете ли вы или останетесь… Я знаю, Андрей Семёнович, вы не любите эту землю. Послали вас сюда, вот вы и работаете, неплохо работаете, — добавила она улыбаясь. — И всё-таки вы никогда не почувствуете, что это ваш дом. Вы… птица перелётная…

— Нет, Нина Васильевна, — покачал головой Доронин, — вы не правы. Птица ищет место, где лучше, а я…

— Ну, я не так выразилась, — нетерпеливо прервала его Вологдина. — Но скажите мне по совести: если бы вам предложили навсегда остаться здесь, понимаете, не на год, не на два, а на всю жизнь… Как бы вы посмотрели на это?

Доронин молчал.

— Молчите… Да и как вы можете мне ответить, — горячо заговорила Вологдина, — когда вы и земли-то нашей как следует не знаете? Всю осень метались по берегу — колхозы, флот, шахта и всё прочее. А вы рассвет сахалинский заметили? Осень таёжную разглядели? Ничего-то вы не видели! Послали бы вас на Северный полюс, вы бы и там так же работали. Потом кто-нибудь спросил бы: «Андрей Семёнович, как вам понравилось северное сияние?» А вы бы ответили: «Северное сияние? Да, кажется, было что-то в этом роде…»