Дэн Шерман - Любивший Мату Хари

— Нет, он не предлагал мне выйти замуж.

Меррик приблизил губы к её уху:

— Что ж, в таком случае я не могу представить, чтобы у него действительно имелось что сказать.

Позднее Грей станет уверять, что мы должны рассматривать её как романтическую натуру, нелепо и безнадёжно романтическую натуру, так что почти любой достаточно привлекательный мужчина мог добиться успеха, если знал, как с ней обращаться. А Меррика проинструктировали относительно этого.

По прошествии семи дней он должен был вернуться в госпиталь в Виттель для соответствующего лечения или операции, как будет определено докторами. В любом случае инструктировавший Меррика офицер, Данбар, хотел, чтобы она постоянно находилась в поле зрения: она не должна остывать в своём отношении к Меррику, а Данбар слишком хорошо знал, как она может быть холодна. Поэтому после очередного вечера в её номере Меррик начал настаивать, чтобы она сопровождала его. Она сказала, что Виттель — военная зона и туда запрещён въезд иностранцам. О, но получить пропуска не составляет проблемы, возразил он. И напомнил, что у него даже есть знакомый во французском правительстве, который мог бы всё устроить, — некий Жорж Ладу.

Во вторник она появилась в кабинете Ладу на бульваре Сен-Жермен, 283, чтобы получить пропуск для посещения Виттеля. Ранее она видела, как Меррик уезжает по железной дороге, затем позавтракала со своим старым другом из театра. Позднее несколько клерков припомнят её тем утром: сначала почти весёлой, в синей юбке и блузе, и уже несколько раздражённой после того, как она походила по кабинетам, пока не добралась до святая святых французской разведки.

Капитан Ладу позднее напишет в своих мемуарах «Охотник за шпионами» о своей встрече с Матой Хари. Многое там лживо, но общее ощущение от их стычки кажется достаточно точным. День был тёплым. Он увидел её в коридоре и предложил ей стул в своём кабинете, маленьком и убогом, с выстроившимися вдоль одной из стен зелёными шкафами. Скудный свет в окно, выходящее на пустынную улицу.

Ладу, худой мужчина с узким лицом и запавшими глазами, которого она поначалу приняла за незначительного клерка. Позже она вспомнит его, как лису или даже какое-то совершенно отвратительное создание.

— Скажите мне, мадам, — спросил он, — вы имеете представление, зачем вы здесь?

Она положила прошение на стол:

— Чтобы доставить немного беспокойства, мсье.

Он закурил сигарету, отвратительную североафриканскую сигарету.

— Я боюсь, что на самом деле это немного сложнее, чем вы думаете. Видите ли, въезд в Виттель строго запрещён для врагов Республики.

Она перевела взгляд на единственное окно:

— Боюсь, я не уловила смысла сказанного вами, капитан.

— Смысл таков: вы — враг Республики?

— Я так не думаю.

— О, но британцы, кажется, именно так и считают.

— О чём вы говорите?

На его столе лежали небрежно брошенные бумажки: видны были уголки телеграмм, напечатанный на машинке список фамилий.

— Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Жаном Галло, — попросил он.

Она пожала плечами:

— Он—друг, и я просто не понимаю, почему...

— А Томас Меррик?

Она рассматривала его руки: сигарета в левой руке, словно игрушечное ружьё, чернильная авторучка — в правой, как крошечная винтовка.

— Кто вы, капитан?

— Солдат.

— В таком случае, солдат, почему вы не воюете?

— О, я воюю. Каждую минуту.

— Я и вправду ваш враг?

Он улыбнулся, показав табачную крошку на одном из зубов:

— Я так не думаю, нет.

— Тогда почему вам не позволить мне повидаться с моим женихом?

— О, Меррик — ваш жених?

— Мы обсуждали вопрос о браке.

— И могу я спросить, когда должна состояться свадьба?

— Мы не договаривались ещё насчёт даты.

— Но за этим дело не станет? Наверное, как только он оправится от ран? — Он встал из-за стола, перешёл к окну. — Я буду откровенен с вами, мадам. Кажется, мои британские коллеги считают вас потенциально опасной женщиной — пожалуйста, дайте мне закончить. Сейчас я не придерживаюсь этого мнения, но, по крайней мере, надо изучить их утверждения. Поэтому вы здесь. Поэтому мы и беседуем.

Она продолжала ещё какое-то время изучать его руки, затем вынула платок, чтобы промокнуть испарину на собственных руках.

— Да, но о чём мы в самом деле говорим?

— О лояльности. Мы говорим о вашей лояльности Франции. Скажите мне, вы долго жили в Париже?

— Долго.

— И что вы чувствуете? Вы любите его?

— Я люблю людей, а не места.

— Тогда позвольте мне поставить вопрос по-другому. Во сколько мне обойдутся ваши услуги, если я найму вас для пользы французского народа?

— А какого рода услуги вы предусматриваете с моей стороны?

— О, я полагаю, вы знаете.

Она рассматривала его затылок, эти вводящие в заблуждение прямые плечи пугала.

— Так ли, мсье?

— Я думаю, вы определённо знаете. — Потом внезапно отвернувшись от окна и встав к ней лицом: — Назовите мне цену, мадам. Исключительно ради любопытства, назовите мне цену.

Она вздохнула, думая, что это сон — вновь повторяющийся кошмар.

— Миллион франков.

— Превосходно, миллион франков.

— И пропуск в Виттель.

Он вернулся к своему столу, нацарапал подпись под её прошением.

— Вот, вы вольны присоединиться к вашему доблестному жениху, раненному в Виттеле. Миллион франков, однако, останется предметом дальнейшего обсуждения.

Она засунула прошение в карман, ничего не сказав.

— Я хотел бы с вами встретиться, когда вы вернётесь из Виттеля.

— Это приказ, капитан?

— Думаю, да.

Она действительно провела восемь дней в Виттеле, посещая по утрам минеральный источник и возвращаясь к Меррику днём и вечером. Скажут, что она ненадолго заехала в Контрексевиль, отклонившись от основного маршрута, но это неправда. И не пыталась она завербовать молодого капрала или собрать по крупицам у Томаса Меррика сведения о численности британских войск на Сомме. После пятого или шестого дня она в основном волновалась о том, как скажет ему, что совсем его не любит... и нет никакого сравнения с её чувствами к Николасу Грею. И именно Грей позволит нам увидеть, что если она и была авантюристкой, то довольно глупой, не имеющей никакого понятия о том, как в действительности устроен мир. Кажется, что он прав, но также и ошибается, — она считала, что является авантюристкой по необходимости, будучи романтической натурой, для которой в мире мало пространства и времени.

Она вернулась в Париж и пошла к Жоржу Ладу утром в пятницу. К этому времени Ладу обменялся несколькими телеграммами с Чарльзом Данбаром, завершая план, разработанный, чтобы подвести её поближе к британской сети. Город захлестнула волна ранней летней жары, и улицы были поистине пусты. Когда она шла в офис к Ладу, за нею следовал мужчина на велосипеде. Если бы она заметила, она бы наверняка пошутила на этот счёт.