Дэн Шерман - Любивший Мату Хари

— И оба мы не занимались любовью долго-долго, поэтому мы чуть не уверены в себе.

Она опустилась на пол у его ног, положила голову ему на колени. Он пропустил её волосы сквозь пальцы и закрыл глаза. Она дрожала, когда его губы скользнули вдоль её позвоночника и ниже — к гладкому бедру. Она лежала очень тихо, но он почувствовал, как её груди поднимаются и опускаются, прижимаясь к его груди с каждым вздохом. Её холодные бёдра тоже подрагивали, когда она положила его руку на свой живот.

— И мы заблудились, — прошептала она. — Это совсем другое. Мы совершенно заблудились.

Потом они отдыхали, не обращая внимания на колокол, зовущий на коктейль, и смех в переходах. Было темно, и она рядом с ним опять походила на тень. Он даже не слышал её дыхания.

Внезапно из ниоткуда:

— Расскажи мне о Чарльзе. Как он сейчас выглядит?

Грей повернулся на бок. Её возбуждённые соски отчётливо виднелись в слабом свете из иллюминатора.

— Я думал, он больше не существует, думал, его убили на войне вместе со всеми...

— Просто расскажи мне о нём, Ники.

— Он не сильно изменился.

— Он нашёл себе жену?

— Нет.

— А любовницу?

— Нет, не думаю.

— Возлюбленную?

— Нет.

— Тогда он всё ещё ненавидит меня за то, что я его бросила, да?

— Наверное.

Грей закурил сигарету. Маргарета уставилась в потолок. Голоса в переходе стихли, но гудение турбин казалось громче.

— А теперь я хочу, чтобы ты мне рассказал, что произошло в том сражении, — попросила она.

Ему на самом деле чудилось, что он краем глаза видит, как её груди подрагивают в такт биению сердца.

— В каком сражении?

— Ты знаешь. В том, на Сомме.

Он помедлил с ответом, потом сказал коротко:

— В основном это были пулемёты.

— Сколько убитых?

Он покачал головой, вновь глядя на её груди. Он никогда не видел женщин с сосками, такими, как её.

— Точно не знаю.

— Десять тысяч?

— Больше.

— Двадцать?

— Говорят, около шестидесяти.

Он услышал, как она что-то прошептала. И произнесла уже громче:

— Шестьдесят тысяч за один день?

— Да.

Она натянула простыню на плечи и повернулась на бок, спиной к нему.

— Шестьдесят тысяч за один день?

— Маргарета.

— И теперь они пытаются переложить вину на меня? Я предупредила гуннов?

— Не совсем так.

— Да, так и есть. Шестьдесят тысяч солдат убили за один день, и всё это по моей вине.

— Маргарета, я не верю, чтобы кто-то серьёзно...

— О, но ты сам сказал мне, что они были серьёзны. И я уверена, Чарльз Данбар серьёзен. Он очень серьёзен, и, более того, он очень доволен, что наконец нашёл нечто, из-за чего можно быть серьёзным.

Той ночью разразился шторм, налетевшая чёрная буря, яростно раскачивавшая корабль, принесла новые воспоминания о войне. К утру половина пассажиров, измученная морской болезнью, не могла покидать каюты, и в переходах происходило множество гадких инцидентов. Грей проснулся к наскоро организованному завтраку, состоявшему из кофе и дыни. Позднее он разыскал Зелле в каюте для отдыха, она втиснулась в кресло с собранием индонезийских басен.

— Я не представляла, что корабль таких размеров может так качать, — сказала она.

— По крайней мере, ты не больна.

Канделябры покачивались над покрытыми пятнами скатертями.

— А как ты? — спросила она. — Я слышала, как ты бродил вокруг, словно ночная кошка. Ты, наверное, спал не больше часа.

— Я читал твою книгу. Кто такая Дурга?

Появился стюард, какое-то время собирался с силами, затем, пошатываясь, отправился по коридору.

— Это просто древний миф, Ники. Дурга — жена Шивы.

— И, как я понял, не из особенно приятных.

— Она пила кровь и ела плоть. — Маргарета произнесла это лишь с намёком на улыбку. — Я думаю, она могла бы стать отличным ангелом-хранителем.

— Маргарета, тебе не о чем беспокоиться. У Данбара нет настоящих доказательств против тебя...

— А ему нужны доказательства? Со всеми этими глупыми слухами! — Её взгляд не отрывался от качающихся канделябров. — Знаешь, я ощущаю его присутствие. Вот почему я могу сказать, что это кончится плохо... потому что я с каждым днём всё больше и больше ощущаю его присутствие.

— Маргарета, послушай меня.

— Ты думаешь, я шучу? Нет, это правда. Я ощущаю её рядом с собой — Дургу. Мы, восточные люди, люди духовности, ты этого не знаешь? В любом случае ничто не может быть таким, как было прежде. Война помогает это увидеть. Взгляни на себя... ты совсем не тот, что раньше. Ты тощий и угрюмый. Скажи мне, Ники, ты убил много людей?

— Пошли, поднимемся на палубу.

— Ты многих убил, так ведь? Ты убивал людей десятками. И теперь ты призрак, ты один из живых призраков, о которых я слышала. — И она сжала его руку, словно пытаясь опровергнуть сказанное, найти нечто осязаемое в нём... и в своей жизни.

Туман уступил место лёгкой дымке, укрывшей штиль на море. Утро переплавлялось в день, ночи же были очень черны. Едва чувствовалось течение времени.

— Как бы тебе хотелось путешествовать, когда мы достигнем Испании? — спросил он её. — Я мог бы возить тебя по местам, лежащим в стороне, которые мало кто посещает.

Это был третий день их плавания. Грей вернулся из корабельной библиотеки со старым путеводителем по Испании. Кроме того, он нашёл карту провинций и бутылку шерри.

— Мы можем поехать на южный берег, — произнёс он, — клянусь, ты никогда не была на южном берегу.

Казалось, она хочет улыбнуться, но улыбка не получалась.

— Нет, никогда.

— Или в Сеговию. Мы можем поехать в Сеговию и поглядеть на крепости.

Она поднялась с кресла, пересекла комнату и встала на колени у его кровати:

— Что ты пытаешься сказать мне, Ники?

— Они хотят, чтобы я доставил тебя в Мадрид. Я говорил тебе... Это центр шпионских устремлений Германии, и они хотят, чтобы ты была там.

Она вздохнула, ссутулилась, опираясь на локти.

— Я презираю это, Ники. По-настоящему презираю.

— Тогда позволь мне увезти тебя от этого. Мы поедем на побережье и просидим месяц на скамейке. Я знаю места, где они никогда не найдут нас.

Она соскользнула с кровати и подошла к иллюминатору.

— Слишком поздно. Не видишь разве? Коли тебя обвинили в таком, подозрение никогда не оставит тебя. Люди всегда будут перешёптываться за твоей спиной, двери всегда будут захлопываться перед тобой. С таким же успехом можно удалиться в монастырь. И стать монашкой. — Сказав последнее, она вздрогнула и затрепетала.

Он старался ободрить её, не веря собственным словам. Тем же вечером, позднее, она даже показала место на карте — Монсеррат над рекой Ллобрегат, — где хорошо бы закончить жизнь, которая, кажется, не подходит для этого мира.

...Хотя они были почти неразлучны и продолжали спать в одной постели, на четвёртый день он почувствовал, что она опять ускользает от него. Притворная игра в новую жизнь закончилась. Порой она почти с радостью говорила об Испании, описывая какие-то рестораны, которые она посещала прежде, и вдруг внезапно вновь погружалась в отчаяние, а взяв бутылку шерри или джина, опять упоминала историю о кровавой Дурге.