Бернард Корнуэлл - Саксонские Хроники

— А второй арестованный тут?

— Его держат в конюшнях, — ответил Одда Младший.

— Ему следует быть здесь! — возмущенно поговорил епископ. — Человек имеет право услышать, в чем его обвиняют.

— Кого именно вы имеете в виду? — вопросил я.

Речь шла о Леофрике, которого привели закованным в цепи, и при его появлении не поднялось негодующих криков, потому что люди видели в нем всего лишь моего сообщника и помощника.

Преступление совершил я, Леофрик тоже в нем участвовал, поэтому теперь пострадает за это, но у него явно нашлись в зале сочувствующие. Леофрика здесь знали, он был родом из Уэссекса, в то время как меня считали чужаком, незваным гостем из Нортумбрии.

Стражники подвели Леофрика поближе, и тот, печально посмотрев на меня, пробормотал:

— Мы в этом по самые задницы.

— Тише! — прошипел Беокка.

— Доверься мне, — сказал я.

— Довериться? — горько переспросил Леофрик.

Тут я украдкой посмотрел на Исеулт, и та чуть заметно покачала головой, давая понять, что она предвидела этот день и что все кончится хорошо.

— Доверься мне, — повторил я.

— Пусть заключенные умолкнут, — сказал архиепископ.

— По самые наши королевские задницы, — тихо проговорил Леофрик.

Архиепископ сделал жест в сторону отца Эркенвальда.

— У вас есть свидетели, готовые дать клятву? — спросил он.

— Есть, господин.

— Тогда сперва выслушаем их.

Эркенвальд махнул другому священнику, который стоял у двери в дальней части зала. Дверь открылась, и вошел худощавый человек в черном плаще. Я не мог разглядеть под капюшоном его лицо. Он поспешил к передней части помоста, низко поклонился королю и опустился на колени перед архиепископом, который протянул руку, позволяя поцеловать свое тяжелое кольцо с драгоценным камнем. Только потом свидетель встал, откинул капюшон и повернулся ко мне лицом.

Это был Ассер, тот самый монах из Уэльса. Осел, как я его про себя называл.

Он пристально глядел на меня, пока еще один священник подносил ему Евангелие; потом положил на книгу худую руку.

— Клянусь, — произнес он с акцентом, все еще не сводя с меня глаз, — что буду говорить одну только правду, и да поможет мне в этом Бог и да обречет Он меня на вечное адское пламя, если я о чем-либо умолчу.

Он наклонился и поцеловал Евангелие с нежностью ласкового любовника.

— Ублюдок, — пробормотал я.

Ассер оказался очень хорошим свидетелем. Он говорил ясно и четко, описывая, как я явился в Корнуолум на корабле, украшенном на носу и корме головами чудовищ. Он рассказал, как я согласился помочь королю Передуру, на которого напал сосед при содействии язычника Свейна, и как я впоследствии предал Передура, став союзником датчан.

— И вместе они учинили страшную резню, — сказал Ассер, — и я сам видел, как священника предали смерти.

— Ты бежал, как трусливый цыпленок, — вставил я, — и ничего не мог видеть.

Ассер повернулся к королю и поклонился.

— Я и вправду бежал, о мой повелитель. Я монах, а не воин, и, когда Утред окрасил тот холм кровью христиан, я убежал. Я не горжусь этим, о мой повелитель, и искренне прошу у Господа прощения за свою трусость.

Альфред улыбнулся, а архиепископ взмахом руки отмел замечания Ассера, как будто они ничего не значили.

— И после того как ты бежал с места убийства, — спросил Эркенвальд, — что случилось потом?

— Я наблюдал с вершины холма и видел, как Утред из Окстона отчалил от этого берега вместе с кораблем язычников. Два судна ушли на запад.

— Значит, они отплыли на запад? — спросил Эркенвальд.

— Да, — подтвердил Ассер.

Эркенвальд посмотрел на меня. В зале воцарилось молчание: все подались вперед, чтобы расслышать каждое слово этого чертова свидетеля.

— И что находится на западе оттуда? — поинтересовался Эркенвальд.

— Не могу сказать, — ответил Ассер. — Но если только они не попали на край света, тогда, полагаю, они обогнули Корнуолум и вошли в Сэфернское море.

— И больше ты ничего не знаешь? — уточнил Эркенвальд.

— Я знаю, что помог похоронить мертвых, — ответил Ассер, — и вознес молитвы за упокой их душ, и еще я видел тлеющие угли на месте сгоревшей церкви, но что сделал Утред, когда покинул место резни, этого я не знаю. Я знаю только, что он отплыл на запад.

Альфред демонстративно не принимал участия в процессе, но ему явно понравился Ассер, потому что, когда валлийский монах закончил давать показания, король поманил его к помосту, наградил монетой и даже удостоил недолгой беседы.

Члены витана обсуждали услышанное, время от времени поглядывая на меня с тем любопытством, которое вызывают в нас обреченные люди. Августейшая Эльсвит, внезапно став очень любезной, улыбнулась Ассеру.

— У тебя есть что сказать в свое оправдание? — вопросил меня Эркенвальд, когда Ассера отпустили.

— Я подожду, пока все закончат врать, — ответил я.

Вообще-то Ассер, конечно же, сказал правду, причем изложил факты очень четко, толково и убедительно. На советников короля он явно произвел впечатление, точно так же, как и второй свидетель Эркенвальда.

Им оказался Стеапа Снотор, тот самый верзила — воин, который никогда не отходил от Одды Младшего. Он выпрямил спину и расправил плечи, на его хищном, туго обтянутом кожей лице, как всегда, застыло зловещее выражение. Посмотрев на меня, он поклонился королю, положил огромную ручищу на Евангелие и позволил Эркенвальду привести себя к присяге, поклявшись говорить одну только правду под страхом вечных мук, после чего хладнокровно солгал. Он говорил спокойно, ровным, невыразительным голосом. Стеапа заявил, что возглавлял отряд воинов, которые охраняли то место возле Синуита, где строилась новая церковь, и рассказал, как два судна пришли туда на рассвете, и как воины хлынули с кораблей на берег, и как он сражался с ними и убил шестерых, но нападавших было много, слишком много — и ему пришлось отступить. Но он видел, как напавшие убили священников и слышал, как вождь язычников, похваляясь, прокричал свое имя.

— Свейн, вот как его звали.

— И что, этот Свейн привел два корабля?

Стеапа помедлил, нахмурился, словно ему было трудно сосчитать до двух, но потом кивнул.

— Да, он привел два корабля.

— И командовал обоими?

— Нет, Свейн командовал только одним из кораблей, — ответил Стеапа. — А вторым командовал вот он. — И ткнул в меня пальцем.

Тут в зале поднялся такой шум, что Альфред хлопнул по подлокотнику своего кресла и в конце концов встал, чтобы восстановить тишину. Но Стеапа даже бровью не повел. Он стоял непоколебимый, как дуб, и, хотя и не изложил свою историю так же убедительно, как брат Ассер, в его показаниях было нечто убийственное. Они были такими прозаическими, такими сухими, такими прямыми — и при этом все, от первого и до последнего слова, было неправдой.