Бернард Корнуэлл - Саксонские Хроники

И многие верили этой лжи. Этельстан родился от красивой кентской девушки, которая умерла при родах, отцом же был Эдуард — сын короля Альфреда, теперь и сам король Уэссекса. После этого Эдуард женился на западной саксонке, и у него родился второй сын, что превратило Этельстана в неудобство, особенно когда прошел слух, что Этельстан вовсе не бастард, поскольку Эдуард тайно обвенчался с девушкой из Кента. Так или иначе, хоть у меня и имелись веские основания верить в реальность первого брака, они не многое меняли, потому что для большинства подданных отцовского королевства Этельстан стал нежеланным сыном. В отличие от остальных детей Эдуарда, его не воспитывали в Винтанкестре, а сослали в Мерсию.

Эдуард прикидывался любящим отцом, но пренебрегал мальчиком, да и по правдe говоря, Этельстан стал помехой. Он был старшим сыном короля, этелингом, но имел сводного младшего брата, чья мстительная мать желала Этельстану смерти, поскольку тот стоял между её сыном и троном Уэссекса. Мне нравился Этельстан. Настолько, что я желал мальчику добиться престола, принадлежащего ему по праву рождения. Но чтобы стать королем, сперва требовалось научиться ответственности, поэтому я отдал под его командование форт и флот Брунанбурга.

А теперь флот пропал. Сгорел. Остовы кораблей курились подле обугленных останков причала, на строительство которого мы потратили целый год. Мы забивали сваи из вяза глубоко в отмель, пока не пробились за линию мелководья, чтобы создать пристань, где наш военный флот мог всегда стоять наготове. А теперь пристань пропала вместе со стройными кораблями с высокими носами. Четыре из них засели на отмели и все еще дымились, остальные же чернели остовами на мелководье. Три корабля с драконьими головами стояли на якоре возле обугленных свай. Прямо за ними находились пять кораблей, команды которых работали веслами, чтобы удержаться против течения и отлива. Остальная часть вражеского флота разместилась в полумиле вверх по течению.

А на берегу между нами и сгоревшей пристанью стояли воины. Воины в кольчугах, со щитами и шлемами, с копьями и мечами. Норманны, пожалуй, сотни две, сгоняли тот немногочисленный скот, что смогли найти, в сторону реки, где забивали животных, оттуда легко было уносить мясо. Я бросил взгляд на форт. Этельстан командовал гарнизоном из ста пятидесяти воинов, и я заметил, что они усеяли укрепления, но не пытались воспрепятствовать отходу врага.

— Давайте убьём выродков, — сказал я.

— Господин? — переспросил Финан, обеспокоенный многочисленностью врага.

— Они побегут, — сказал я. — Им захочется под защиту кораблей, они не станут сражаться на берегу.

Я обнажил Вздох Змея. Норманны, сошедшие на берег, все были пешими и к тому же разбрелись. Большинство стояло подле обращенной к суше стороны пристани, где они легко могли построиться в стену из щитов, но десятки остальных возились со скотом. На них я и направил свой удар.

Я был зол. Я командовал силами Честера, куда входил и гарнизон Брунанбурга. Он был внешним фортом, его застали врасплох, сожгли флот, и теперь я был зол. И жаждал крови на рассвете. Я поцеловал рукоять Вздоха Змея, пришпорил лошадь, и мы галопом помчались по пологому склону с обнаженными мечами и выставленными копьями. Хотелось бы мне иметь при себе копье, но теперь уже было поздно сожалеть. Погонщики скота заметили нас и попытались убежать, но они находились на илистой отмели, скотина заметалась, а наши копыта гулко били по влажной земле. Больша́я группа врагов у обугленных остатков причала на берегу строилась в стену из щитов, но я не собирался с ними сражаться.

— Мне нужны пленники! — крикнул я своим воинам. — Пленники!

Один из кораблей норманнов направился к берегу, то ли чтобы выслать находящимся на берегу подкрепление, то ли забрать их. Мириады белых птиц взметнулись с серой воды, с криками и воплями закружили над пастбищем, где построилась стена из щитов. Я заметил знамя над сомкнувшимися щитами, но времени разглядывать стяг у меня не было, поскольку моя лошадь неслась через дорогу, к берегу реки и отливу.

— Пленники!
Я проскакал мимо забитого бычка, чья кровь густо темнела на фоне грязи. Норманны начали его свежевать, но сбежали, и теперь я ворвался в ряды беглецов. Вздохом Змея я плашмя ударил одного, сбил наземь и развернулся.

Конь поскользнулся в грязи, встал на дыбы, и стоило ему опуститься, как я использовал это движение, чтобы вонзить Вздох Змея в грудь второму норманну. Клинок пробил ему плечо, вошел глубже, и кровь запузырилась у врага на губах. Я пришпорил жеребца, чтобы высвободить тяжелый клинок из умирающего. Мимо пронесся Финан, за ним промчался мой сын, низко держа свой Воронов Клюв, он перегнулся с седла, чтобы пронзить в спину очередного беглеца. Норманн с бешеным взглядом метнул в меня топор, от которого я легко увернулся, а острие копья Берга Скаллагримрсона пронзило ему спину, и кишки, сверкнув брызгами крови, выскочили из живота. Берг скакал с обнаженной головой — его светлые и длинные, как у женщины, волосы украшали костяшки и ленты. Он ухмыльнулся мне, выпустив ясеневое древко копья, и обнажил меч.

— Попортил я ему кольчугу, господин!

— Мне нужны пленники, Берг!

— Но сперва я немного поубиваю выродков, хорошо?
Он поскакал прочь, по-прежнему ухмыляясь. Он был норвежцем, встретившим свое восемнадцатое или девятнадцатое лето, но уже водил корабли к мысу на острове льда и пламени, что находится далеко в Атлантическом океане. Сражался в Ирландии, Шотландии и Уэльсе, рассказывал истории про походы в земли березовых лесов, что, как заверял, растут к востоку от земель норвежцев. Там, рассказывал он, живут ледяные великаны и волки размером с жеребцов.

— Я должен был там умереть с тысячу раз, господин, — говорил он мне, но в живых он остался лишь только потому, что я спас ему жизнь. Он стал моим человеком, принес мне клятву, и под моим же началом одним ударом снес голову беглецу.

— Да! — прокричал он. — Хорошенько же я наточил свой клинок!

Финан приблизился к кромке реки достаточно близко, чтобы воин с приближающегося корабля метнул в него копье. Оружие застряло в грязи. Финан, презрительно перегнувшись с седла, схватил древко и помчался туда, где, лежа в грязи, истекали кровью воины. Он оглянулся на корабль, убедившись, что за ним наблюдают, и занес копье, готовясь погрузить острие в живот раненому. Но вдруг замялся, и, к моему удивлению, отбросил копье в сторону. Он спешился, опустился на колено рядом с раненым, мгновение поговорил с ним и поднялся.

— Пленники, — прокричал он, — нам нужны пленники!

В форте протрубил рог. Обернувшись, я заметил, что из ворот Брунанбурга высыпали люди. Они вышли с щитами, копьями и мечами, готовые сомкнуться в стену из щитов, что отбросит вражескую стену в реку. Но захватчики уже отступали и без нашей помощи. Они брели в воде мимо обугленных свай и дымящихся кораблей, чтобы вскарабкаться на ближние драккары. Приближающийся корабль остановился и вспенил мелководье веслами, не желая встречаться с моими людьми, которые, осыпая врагов проклятиями, поджидали на берегу с обнаженными мечами и окровавленными копьями. Всё больше врагов брело по колено в воде к увенчанным драконами кораблям.