Уинстон Грэм - Четыре голубки

— Прошу, продолжай. Я весь внимание.

— Не смейся надо мной. Ты просил сказать, что я думаю, так что слушай. Как судья ты входил бы в состав суда и занимался бы правосудием, так? И помогал бы с местными законами. Думаю, это в твоих силах, и тебе следовало бы этим заниматься. Если бы иногда случались неудачи, тебе не пришлось бы прогибаться. Ведь это обязанность джентльмена — оказывать такую помощь. Я права? И я не была бы этим разочарована. Но в парламенте — если всё так, как ты говоришь — разве тебя не будут часто, очень часто просить прогибаться?.. — Она нетерпеливо отбросила волосы назад. — Под «прогибаться» я не имею в виду подчиняться. Я говорю о том, что тебе придется отклоняться от того, что, по твоему мнению, ты должен делать.

— Отступить, — сказал Росс.

— Да. Так говорится? Да, отступить.

— Из твоих уст кажется, что я грозный и суровый.

— Хотела бы я сказать лучше. Не грозный. Не суровый. Хотя ты можешь быть и тем, и другим. Но ты часто напоминаешь мне судью. И кто на скамье подсудимых? Ты.

Росс рассмеялся.

— А кому же еще там быть?

— Большинство мужчин, когда достигают зрелости, как мне кажется, становятся всё более и более довольными собой. Но ты с каждым годом становишься всё недовольнее.

— И это твой аргумент?

— Мой аргумент таков, Росс: я хочу, чтобы ты был счастлив и занимался тем, что тебе нравится — упорно работал и активно жил. Чего я не хочу, так это видеть, как ты пытаешься заниматься тем, что тебе не под силу, и делать такие вещи, с которыми не согласен — и рвать себя в клочья от невозможности сделать то, что тебе кажется правильным.

— Будь я каким-нибудь графом, и было бы совсем другое дело, так что ли?

— Будь ты графом, я сказала бы: соглашайся!

Он закончил беседу, раздраженно добавив:

— Что ж, дорогая, твое краткое изложение моих достоинств и недостатков, возможно, не так уж далеко от истины. Но по правде, должен признать, что ни твои аргументы, ни даже те аргументы, которые привел я сам, не повлияли на мое решение. Я уверен, что отказываясь, поступаю правильно. Всё дело в том, что я не хочу быть чьей-то собачонкой на привязи. Я далек от мира утонченных манер и аристократического поведения. По большей части я вполне рад, насколько ты знаешь, соблюдать правила вежливости — и чем старше становлюсь, чем больше ощущаю себя семейным и процветающим человеком, желания противиться своей стезе становится всё меньше. Но я оставляю за собой это право. То, что я сделал в прошлом году во Франции, мало отличается от того, что я сделал несколькими годами ранее в Англии. Но за одно меня прозвали героем, а за другое — мятежником. Назначь меня судьей, отправляющим правосудие, или в парламент, писать законы — в обоих случаях я буду чувствовать себя самым ужасным лицемером на земле!

Когда он подъехал к дому, Россу показалось, что он вспомнил, где уже видел эту чалую лошадь — на прошлой неделе. И оказался прав.

Когда он вошел, лейтенант Армитадж встал.

— Ба, Росс, надеялся вас увидеть, но боялся, что не дождусь. Я вскоре ухожу.

Они пожали друг другу руки и обменялись вежливыми приветствиями. Демельза с легким румянцем — с ней такое случалось столь редко, что Росс не мог не заметить — сказала:

— Лейтенант Армитадж принес мне растение из сада его дяди. Редкое новое растение, которое, как он говорит, можно посадить у стены библиотеки. Это маг... как там оно называется?

— Не совсем из сада моего дяди, — сказал Хью Армитадж. — Он заказал три штуки, они пришли в горшках, и я убедил его отдать один в подарок жене человека, который спас его племянника из жуткого плена. Мы говорили о них с вашей женой, когда встречались у Техиди на прошлой неделе. Растение просто отлично будет смотреться на фоне стены, такое нежное и родом из штата Каролина, что в Америке.

— Новое растение для Демельзы — всё равно что новый друг, — ответил Росс, — она будет холить и лелеять его. Но отчего вам уходить? Останьтесь на обед. Путь был неблизкий.

— Меня пригласили отобедать у Тигов. Я обещал успеть к двум.

— У миссис Тиг остались четыре незамужние дочери, от которых надо избавиться, — сказал Росс.

Армитадж улыбнулся.

— Так мне и сказали. Но боюсь, она будет разочарована, если лелеет надежды подобного рода. С трудом избежав одной тюрьмы, сейчас я вряд ли захочу обрекать себя на другую.

— Печальный взгляд на брак, — заметила Демельза, улыбаясь в ответ.

— Ах, миссис Полдарк, у меня такой печальный взгляд на брак, потому что многие из моих друзей, связанных брачными узами, находят его утомительным и ущемляющим свободу. На любовь у меня совершенно другой взгляд. За неодолимую любовь к Элоизе, Хлое, Изольде я отдал бы всё на свете, даже жизнь. Ведь жизнь — в целом пустяк, правда? Какие-то движения, слова — всё в кромешной тьме. Но истинная любовь возносит до небес.

Демельза снова покраснела.

— Не думаю, что миссис Тиг с вами согласится, — сказал Росс.

— Что ж, — ответил Хью Армитадж, — буду надеяться хотя бы на сносный обед.

Так, болтая, они дошли до двери и снова взглянули на мощное растение с крупными темно-зелеными листьями, стоящее в глиняном горшке у лестницы, восхитились лошадью лейтенанта, обещали как-нибудь его навестить, когда его дядя освободится от суматохи с выборами, и смотрели, как Армитадж вскакивает в седло и цокает по мосту. Перед поворотом он помахал на прощанье.

Когда Армитадж скрылся из вида, Росс оглянулся и обнаружил, что Демельза рассматривает растение.

— Забыла еще раз спросить название.

— Ты сказала «маг».

— Маг-что-то там. Маг... лина?

— Может быть, магдалина.

— Нет. Теперь я ни за что не вспомню.

— Как по мне, похоже на лавр. Интересно, будет ли цвести на наших берегах.

— Почему бы нет? Он предложил посадить у стены.

— На южном побережье совсем другая растительность. И почва более темная, меньше песка.

— Ну ладно, — сказала она, вставая, — мы попробуем.

Когда они вошли в гостиную, Росс спросил:

— Он так тебя тронул, любимая?

Демельза мельком взглянула на него, с легким смущением.

— Да.

— Глубоко?

— Немного. У него такие темные и печальные глаза.

— Они загораются, когда он смотрит на тебя.

— Я знаю.

— Но пока что твои не загораются, когда ты смотришь на него.

— О ком это он говорил? — спросила Демельза. — Элоиза, или как там? Изольда?

— Знаменитые возлюбленные. Я знаю про Тристана и Изольду. Но не могу припомнить, кто любил Элоизу. А кто такой Абеляр? Мое образование скорее практическое, чем классическое.

— Он живет мечтами, — сказала Демельза. — Но сам он не как из мечты. Он настоящий.

— Полагаюсь на твой здравый смысл и надеюсь, что ты об этом не забудешь.

— Что ж... да. А еще я не могу забыть, как он молод.