Юрий Корчевский - Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми»

Но спустя короткое время желудок успокоился, не сосал, и Павел снова улегся. Разбудил его Вилли.

– Гренадер, пора на перевязку и обед. Держи трусы, заметь – новые!

– Спасибо.

Павел решил больше слушать, чем говорить. Ему надо было уяснить, как немцы общаются между собой, – все-таки он в немецком военном госпитале, а не в республике Поволжья.

С помощью Вилли он натянул на себя трусы и почувствовал себя почти одетым.

Они прошли в другую палатку, где ему делали операцию. Незнакомый врач, а может, и фельдшер, спросил фамилию Павла, нашел в ящичке его формуляр и сменил бинты и мазь. Сделал все ловко и быстро – чувствовался опыт.

– Спасибо, герр военврач, – поблагодарил Павел.

– Я только помощник врача, – ответил тот, но чувствовалось, что такое обращение ему явно польстило.

Несколько дней Павел только ел, спал и ходил на перевязки. Вдали громыхало, шли бои.

На шестой день раненых стали грузить в санитарные автобусы и грузовики.

– Русские контратакуют, прорвали фронт, – только и сказал пробегавший Вилли.

Павел сразу подумал о побеге – вот удобный случай. Но он был еще слаб, раны болели, а особенно – обожженная спина. Не было ни обуви, ни хоть какой-нибудь одежды. И он решил немного подождать – окрепнет и сбежит к своим. Если уж его не разоблачили сразу, то можно и задержаться. Он не герой на самом деле и не будет лезть с голыми кулаками, ослабленный после ранений, на охрану госпиталя – ее несли выздоравливающие.

Его поместили в автобус, на сиденье. Колонна машин с ранеными двинулась в сторону Харькова, потом забрала севернее. Как прикинул Павел, проехали они километров сто. «Боятся дальнейшего продвижения наших или просто переводят в стационарный военный госпиталь?» – терялся в догадках Павел. А впрочем – плевать, пусть пока решают за него. Вот окрепнет, затянутся раны, тогда он сам будет решать – когда и куда двигаться.

На этот раз его положили в палату на шестерых человек – на мягкую, с матрацем, постель, а не на жесткий топчан в брезентовой палатке на полсотни раненых. Уход – перевязки, уколы – вполне на уровне, еда – вкусная и сытная. Павел стал наедаться.

Дней через десять раны на ногах уже зажили. Павел прихрамывал, но уже мог бы ходить самостоятельно, если бы не спина. Бинты и салфетки еще промокали от сукровицы, нежная кожица, едва начинавшая покрывать ожоги, при каждом неудобном движении лопалась.

Павлу давали витамины, переливали кровь. Молодой организм брал свое, и Павел набирался сил. Он стал продумывать план побега. Познакомиться бы с кем-нибудь из местных жителей, чтобы достать одежду. Или выкрасть немецкое обмундирование. Жетон с фамилией и номером дивизии болтался у него на шее, но солдатской книжки не было.

Ожоги на спине медленно подживали. В госпитале Павел разговаривал мало, больше смотрел и слушал. Различий в поведении солдат – немецких и русских – было много. Вроде мелочи, но они вызывали вопросы или удивление. Не так шнуровали и завязывали ботинки, не так стряхивали пепел с сигарет в пепельницу, не так чистили пуговицы на мундире.

Павел ко всему приглядывался и многое перенимал. А когда кто-то видел, как он выполняет неправильное действие, и удивлялся, окружающие говорили ему:

– Ну что ты хочешь? Он же контуженый и обожженный. К тому же из Померании.

Спрашивающий сочувственно качал головой и отходил.

Постепенно Павел приобрел в госпитале репутацию «человека немного не в себе». И он не старался ее опровергнуть – так было легче. Соверши он сейчас поступок нелепый, так никто из окружающих не удивится. Иногда он стоял у окна или выходил во двор госпиталя – подышать свежим воздухом, понаблюдать за сменой караула. Госпиталь охраняло отделение солдат, и для Павла было открытием отдание чести при смене караула. В Красной Армии прикладывали открытую ладонь к виску при головном уборе. Немец же, если он стоял на часах и при оружии, салютовал винтовкой. Руку в приветствии выкидывали вперед только члены ваффен СС или партийные чиновники. Офицеры вермахта отдавали честь двумя пальцами.

Павел научился разбираться в знаках различия. А их у немцев было много, для каждого рода войск – свои, не считая эсэсманов.

В армии членов ваффен СС не любили. Туда набирали прошедших отбор по физическим параметрам – вроде формы черепа и цвета волос – или партийной принадлежности. Снабжались части СС значительно лучше армейских, новое оружие и первоклассная техника в первую очередь поступали туда. Правда, и дрались они стойко и безжалостно, но и награждались чаще, чем армейцы. Для них даже госпитали были отдельные. Вот за эту избранность, за фанатизм армия и не любила СС.

А вчера Павел испытал легкий испуг. По коридору к нему подошел один из вновь прибывших раненых. Нога его была загипсована, и он опирался на костыль.

– Парень, ты, говорят, из Померании?

– Да, а что?

– Так мы с тобой земляки. Я из Штеттина.

Павла пробил холодный пот:

– Я из Кольберга.

– А, задняя Померания, за Одером. Не был никогда.

В это время раненого позвали на перевязку, и Павел перевел дух. Он никогда не был в Померании, тем более – в Кольберге. И начни раненый его расспрашивать о чем-то – об улицах или местных достопримечательностях, он ничего не смог бы сказать. Единственная надежда – сослаться на потерю памяти в результате перенесенной контузии. Хорошо бы не встречаться с раненым, но госпиталь – территория закрытая и небольшая.

В любой армии – хоть немецкой, хоть Красной – землячество – дело святое. земляки старались держаться друг друга, помогать, делиться патронами или табачком. О Померании Павел знал только, что она входила в состав Прусских земель, откуда была родом будущая русская царица Екатерина II, а вероисповедание там католическое. И все. Сложно выкручиваться с таким багажом знаний при расспросах земляка.

Но в этот же день его, как и нескольких других раненых, медсестра позвала в кабинет начальника госпиталя.

Когда назвали его фамилию, Павел вошел, доложил.

– Панцергренадер Пауль Витте по вашему приказанию прибыл.

– Садитесь, гренадер.

Павел присел на краешек стула и скривился от боли. Ноги уже подзажили – но спина!

Кроме начальника госпиталя гауптмана Шайбе в кабинете был еще один человек в белом халате. Кто он такой, Павел не знал.

Гауптман зачитал его формуляр – не столько для Павла, сколько для человека в халате.

– Ты проявил себя как герой, гренадер. Господин оберст приехал вручить тебе и другим танкистам нагрудные знаки «за танковую атаку».

Человек в белом халате встал и подошел к Павлу. Тот сделал попытку встать, но оберст мягко надавил ему на плечо: