Владимир Савченко - Тайна клеенчатой тетради

— Мы тоже сюда переехали ради лечения Владимира Семеновича, — сказала Елена Константиновна, — и не жалеем, нам здесь нравится. Это, конечно, не Петербург и не Москва с их театрами и балами, да ведь и мы уже не так молоды, чтобы по балам ездить. Зимой, правда, скучно. В Ялте на зиму остается три-четыре знакомых семейства, с ними и коротаем вечера. Да зима-то недолгая, уже в апреле начинают съезжаться гости. Наш дом никогда не пустует. Вот вы приехали, перед вами гостила моя матушка, все лето жили братья Владимира Семеновича с семьями, Николай Александрович заезжал. Впрочем, нынешний сезон чрезвычайный, в Ялте никогда прежде столько народу не было.

— Превращаемся благодаря их величествам в модный курорт, — вставил с улыбкой Корсаков.

— Вы, верно, знаете, государь и государыня второй год проводят в Ливадии все лето, — объяснила Клеточникову Елена Константиновна. — Вот и наехала публика.

— Меня уже пугали, что квартиру в городе нельзя снять, — сказал Клеточников.

— Да, трудно, — согласилась она. — Некоторые наши знакомые стали сдавать комнаты, представьте, это выгодно. Может быть, когда-нибудь и мы будем сдавать, но, покуда Владимир Семенович служит, в этом нет необходимости. Вам еще налить чаю?

Клеточников отказался. Пока она говорила, он ее хорошо рассмотрел. Она была, несмотря на свой высокий рост, нежна и изящна, воздушна со всеми своими розовыми пальчиками, бледным красивым лицом, большими глазами, которые смотрели прямо на собеседника. Но не это в ней было главное. Главным было очарование странной, какой-то меланхолической простоты, с какой она говорила, держала себя и, должно быть, думала, и это вызывало трогательные чувства. Странно и трогательно было слышать от нее, красавицы, светской дамы, эти прозаические слова о сдаче комнат, трогательной казалась дельность ее замечаний. Должно быть, и Корсаков испытывал к ней постоянное тихое трогательное чувство, он несколько раз в продолжение разговора делал невольное движение в ее сторону, так, как будто хотел ласково прикоснуться к ней.

— Николай Васильевич, а правда, — вдруг спросила в сильном волнении и слишком громко (оттого, что старалась побороть волнение) до сих пор молчавшая Машенька; она все время внимательно и упорно прислушивалась к тому, что говорил Клеточников, и наблюдала за ним, не спуская с него умненьких, очень подвижных глаз, — а правда, что вы знали Каракозова?

Этого вопроса Клеточников не ожидал. Он оглянулся на Корсакова, но тот оставался невозмутим, спокойно улыбался. Заметив растерянность Клеточникова, он мягко объяснил:

— Николай Александрович рассказывал о вас, когда заезжал к нам в начале лета, и между прочим упомянул об этом факте. Вы действительно были знакомы с Каракозовым?

Клеточников ответил осторожна:

— Мы учились в одной гимназии. Но он кончил тремя годами раньше меня. Я ближе знал его двоюродного брата, тоже по гимназии.

— Николая Ишутина?

— Да.

— Как интересно! Расскажите, — снова пылко выскочила Машенька, и глазки ее, маленькие и резвые, не умеющие стоять на месте, прыгающие, скачущие, совсем закрутились.

Клеточников молчал, не решаясь рассказывать. Корсаков выручил.

— Нет, не сейчас, — сказал он, останавливая Машеньку. — Мне, Машенька, тоже интересно послушать Николая Васильевича, но мне теперь пора ехать. А мы еще не поговорили о деле Николая Васильевича. Мы попросим Николая Васильевича рассказать о его знаменитых земляках вечером, когда приедут Винберги и другие. Сегодня у нас гости, — прибавил он, обращаясь к Клеточникову, заметив его недоумение и беспокойство. — Будут близкие друзья. С ними можно говорить обо всем. Вам с ними непременно надо познакомиться. Люди интересные. Впрочем, вы увидите.

Он посмотрел на Елену Константиновну, и она сказала Клеточникову:

— Николай Васильевич, в письме, которое вы привезли, а прежде в телеграмме Николай Александрович просил, чтобы мы приютили вас, если это возможно, или по крайней мере помогли устроиться с удобствами, но недорого. Так вот, мы можем вам предложить. Жить вы будете у нас, никакой платы, разумеется, не нужно. Столоваться также будете у нас, тоже никакой платы не нужно. Да, да, не нужно, — повторила она, не давая ему возразить, — покамест не поправитесь. Поправитесь, разговор будет другой. У нас свой виноградник, — стало быть, и на виноград вам тратиться не нужно будет. Фруктовый сад вы видели, рядом море, купайтесь, гуляйте, сколько нужно и когда нужно. Словом, вы наш гость и постарайтесь, пожалуйста, воспользоваться нашим гостеприимством с пользой для своего здоровья.

— Я очень благодарен… Но зачем же?.. — бормотал смущенный Клеточников, не ожидавший такого оборота. — Позвольте же и мне внести… У меня деньги есть.

— Деньги вам пригодятся. Отложите их. Когда поправитесь, может быть, вы у нас в Ялте служить останетесь.

— Именно об этом я хотел говорить с Владимиром Семеновичем! — горячо подхватил Клеточников. — Я именно рассчитывал, когда поправлюсь, найти место, то есть, надеясь на содействие Владимира Семеновича, имея виды…

— Вот и прекрасно, — сказала Елена Константиновна, останавливая его, — тем более что и у Владимира Семеновича, как мне кажется, есть на вас виды.

Корсаков, улыбаясь, кивал головой. Елена Константиновна позвала горничную и велела ей проводить гостя в свободную комнату на втором этаже. Все встали из-за стола.

Довольно большая комната, в которую его привела девушка и в которой уже стояли его саквояжи, выходила своими двумя окнами на Ялту; хотя самой Ялты из-за холмов не было видно, но было видно море с правой стороны и с левой — верхняя обрывистая часть горной стены, которая обрамляла Ялтинскую бухту. Горы казались теперь пепельно-черными из-за густого тумана, заволакивавшего верхушку стены, но небо над Ялтой и над морем было по-прежнему синее и блестящей. Неужели испортится погода? — огорчился Клеточников, но девушка засмеялась и сказала, что это ничего не значит, что яйла, или верхушка стены, в тучах, вот когда закудрявится над Поликуровским холмом, тем самым, под которым Ялта, или над горой Могаби, той, что за Чукурларом, между морем и стеной, тогда, значит, жди дождя.

В комнате было немного предметов, но все солидных форм и больших размеров: мраморный умывальник закрывал угол направо от двери, как бы в симметрию с изразцовой стеной камина, закрывавшей левый угол, половину правой стены занимал дубовый шкаф, другую половину — письменный стол с резными фигурными тумбами, но главным предметом в комнате была обширная двуспальная кровать, стоявшая торцом к левой стене, покрытая шелковым зеленым одеялом, с двумя высокими горками подушек. Все было чисто прибрано; должно быть, так было всегда, в расчете на приезд неожиданных гостей. Девушка быстро и ловко перестелила постель, забрала горку лишних подушек и ушла, сказав, что если ему что-то понадобится, он может позвонить в колокольчик, дернув за ленту, которая висела у двери.