Сергей Жук - На восточном порубежье

7

Пришлось Афанасию бывать в здании коллегии ежедневно, как на службу хаживать. В большом уважении стал казачий голова среди жителей Литейного. Многие и не бывали на Васильевском острове. Какая нужда? А сибирский казак по указу Сенаты туда каждый день шастает!

Но все, слава богу, до поры. Привычным уже утром, его встретил знакомый приказчик.

— Что же вы батюшка так нынче припозднились!? Господин секретарь уже изволил спрашивать. Срочно ступайте до господ. Встань у дверей и жди, когда пригласят. Запоминай! Тот, что тебя более всех расспрашивать будет, секретарь Сената Кирилов Иван Кириллович, в темном парике сенатор Алексей Михайлович Черкасский, а в рыжем будет сам адмирал Сиверс Петр Иванович.

За массивными дубовыми дверями, в прохладе просторного кабинета, вели неспешный разговор старые Петровы соратники, и верные слуги государства Российского. Службы их протекали в различных областях, и редко пересекались в жизни, но их объединяло другое. Служение отчизне для них значило более, нежели дворцовые интриги, и радение о собственном обогащение.

Секретарь Сената, будучи хозяином кабинета, и главным инициатором встречи доводил до приглашенных суть вопроса.

— Господа! Более всего сейчас нас должно беспокоить последнее Петрово деяние для благости Российской империи. Я имею ввиду проведывание крайних восточных владений. С целью закрепить их за империей, и решить наконец вопрос, каким образом Азия и Америка в близи себя пребывают.

— Вы Иван Кириллович глубоко правы! Названные вопросы очень важны, и решать их надо спешно. — Прервал его адмирал Сиверс. — Слышал я от английского капитана, чья шхуна ныне стоит у меня в Кронштадте, что в их адмиралтействе поговаривают о морской экспедиции к северным берегам Тихого океана. А это означает, что если они опередят в съемке наших и прилегающих восточных земель, то мы господа, не только не приобретем, а можем и лишиться собственных, и тогда лишь воинскими баталиями сей вопрос решать придется.

— Экспедиция Витуса Беринга, снаряженная Петром Великим, второй год как на пути в Охотск, — продолжил секретарь. — От них стали поступать первые известия, и среди них одни жалобы и просьбы о помощи.

— И на что Беринг жалобиться? Здесь на Балтике, он тоже не отличался особой смелостью и терпением. Хотя офицер исполнительный, — полюбопытствовал адмирал.

— А вы знаете! На все! На снабжение продуктами, на расторопность тамошних воевод, на морозы, на опасность со стороны воровских людишек, и инородцев. Прочитав его отписки, я углядел в них полную нерешительность, и если хотите отчаяние.

— Но, на сколько я знаю, у него в экспедиции такие офицеры как лейтенанты флота Шпанберг и Чириков, а таким храбрецам сам черт не ровня. Они смогут показать пример храбрости и чести, — гордо заявил адмирал Сиверс.

— Князь, Алексей Михайлович! — обратился секретарь Сената к Черкасскому, которого изрядно утомили пустые замечания адмирала. — Вот вы долгое время пребывали в качестве Губернатора Сибири, и должно более сведущи о тамошних диких инородцах. Не уж-то нашим солдатам, вооруженных фузеями они опасны?

— Как же, как же! Наслышан от воеводы Якутского и Анадырского приказчика! Есть там народец, что казаки чукчами прозвали, а их землю Чукотским носом. То у самого восточного моря, на краю земли. Река там немалая Анадырь, через тот нос протекает. Сладили казаки острог, что оказался прямо в центре тамошней немирной землицы. С виду чукчи напоминают самоедов, что по землям северным, полуночным живут, но те народ смирный, а эти дюже люты. А на счет фузей извините! Казаки Анадырские кроме самопалов старых ничего не видели.

— Господа! У меня в приемной дожидается некто Афанасий Шестаков. Он долгое время служил в Якутске, тамошним казачьим головою. Сей казак подал челобитную в Сенат, и теперь дожидается решения. В челобитной он излагает прожект приведения тех земель в покорность Его Императорскому Величеству.

— Это, что? — Недовольно фыркнул адмирал. — Нынче мужики взялись государственные дела править. Следует его высечь, да отправить обратно в Сибирь!

— Вы адмирал не горячитесь! — успокоил его князь Черкасский. — К таким казакам надо прислушаться! Он про Сибирь более других знает, и не понаслышке.

— Более скажу! Казак грамотен, и приложил карту тех земель, с островами и землями о которых я как главный географ империи, даже понятия не имею. — Добавил Иван Кириллович, раскладывая на столе карту Шестакова.

Адмирал Сиверс с нескрываемым любопытством склонился над картой, где многие надписи были весьма любопытны.

— Такое трудно сочинить! Но заметьте, нет ни одного геодезического замера.

— К сожалению, тамошние мужики — поморы, как впрочем и Архангельские, сим высоким наукам не обучены.

— Ну, что господин секретарь Высокого Сената показывайте своего мужика. Весьма любопытно взглянуть. — примирительно молвил Сиверс.

В кабинет Кирилова Иван Кирилловича, секретаря Сената, вошел якутский казачий голова Афанасий Федотович Шестаков. Под пристальными взглядами сановитых вельмож, он прошел в центр зала и остановился. В нем не чувствовалось ни раболепия, ни растерянности. Для человека с детских лет привыкшего к опасностям и неожиданностям эти чувства далеки. Его более беспокоили мысли этих людей, от которых сейчас зависела судьба его помыслов, и тех, кто остался на далеких окраинных берегах. То более походило на состояние охотника неожиданно оказавшегося вблизи хищного зверя, и замершего до того мгновения, когда зверь проявит себя, либо миром, либо свирепой атакой. Чем раньше схватишь этот момент, тем больше шансов выйти победителем. Но здесь все считали себя охотниками.

— Дюжий мужичина, и похоже не прост, — подумал адмирал.

— Умен, сразу видать, — оценил Кирилов.

— Настоящий Сибиряк! Такой хоть чего добьется, лишь смерть его остановит. Им бы и поручать далее, землицу восточную проведывать, да не мешать указами, — заключил князь Черкасский, и, на правах старшего, задал первый вопрос. — Откуда родом будешь казак?

— Сибирский я коренной! Еще дед мой, из поморов Пустозерских, как на Енисей пришел северным морем, так и остался. Верстался в Туруханском остроге в казаки, с тех пор и служим государю батюшке. Отец в Якутский острог перебрался, ну а я по его стопам с малолетства в Якутске. Подьячий, Александр Еремеичь, что в приказной избе писарем служил! Царство ему небесное! Обучил меня грамоте, да языкам тамошних инородцев. Вот более по грамотности и выслужился до казачьего головы.

— А, чего в Санкт-Петербург съехал? Аль Якутск опостылел? — продолжил дознание Черкасский.

— Что ты господине князе! Я всей душой там. Вот как решите мои чаяния, так я до Якутска обратно откочую.