Валентин Иванов - Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Не один Канут покидал своего ярла. Больше двадцати викингов проявляли ясные признаки той же убийственной болезни, все жаловались на такие же страдания как Канут.

И у каждого озабоченный кормчий «Дракона» находил одинаковые опухоли — на руке, на ноге, на шее на затылке или на лице.

Эстольд молчал о своих подозрениях, никто не понимал причины болезни. Чума, встречавшаяся викингам на землях Запада, не походила на эту болезнь. Черная смерть выдавала себя большими опухолями под мышками и рождалась среди массы трупов. Мертвые франки и трупы жителей Валланда бывали для вестфольдингов страшнее живых…

Вскоре Канут успокоился и похолодел. Ночью умерли еще девять викингов, и к утру число больных достигло пятидесяти, захворали Лодин и Бранд.

После осмотра больных кормчий «Дракона» поспешил прийти к Оттару. Эстольд не пытался скрывать тревоги:

— Биармы умеют отравлять свои стрелы, мой ярл. Я убежден в этом, мой ярл. Их стрелы отравлены. У каждого умершего и больного есть укол стрелой. И у каждого — опухоль в месте укола.

Купцы, греки и арабы рассказывали о южных народах, умеющих посылать смерть на кончике стрелы. Но могут ли биармы быть способны на это! У Эстольда не было никаких сомнений.

Его самого вчера уколола стрела. Или ветка? Кормчий не мог вспомнить — в этом проклятом лесу не знаешь, на что наткнешься. Поняв причину болезни викингов. Эстольд раскалил на огне очага нож и выжег свою ранку, трижды повторив болезненную операцию. Разговаривая с ярлом, кормчий «Дракона» не мог избавиться от навязчиво-тягостной мысли об отраве, которая, быть может, уже растет и в его теле.

— Уверен ли ты, Эстольд?

— Да, клянусь тебе мужеством Рекина, мой ярл. Не знаю, многие ли наши уже отравлены. Канут прав: какой викинг обращает внимание на укол или царапину?

Итак, внезапно наступил час платежей и размышлений о деле. Только трезвые подсчеты могли помочь нидаросскому ярлу понять значение происходящей борьбы за Новый Нидарос, сделать выводы и принять решение. Оттар не нуждался в усилии памяти или в подсказах, он обладал совершенной памятью полководца, знал каждого своего викинга не только по имени, но и по способностям.

Первая высадка в поселке Расту, когда клеймились биармы и по берегам Гандвика был пущен страх, стоила Оттару трех викингов. Случайность и небрежность самих убитых.

Трое были тяжело ранены стрелами на «Черной Акуле» из засады на острове и девять погибли в схватке, уничтожившей засаду. А сама засада биармов оставила девятнадцать трупов. Девять за девятнадцать — невероятно дорого. Викинги были повинны в том, что сражались без строя, пренебрегая биармами.

Эйнар отлично провел высадку с «Орла». Взятие пристани обошлось в одного викинга, а тел биармов было найдено около восьмидесяти. Кормчий «Орла» заслужил великую славу настоящего воина.

Оттар сам встретился на морском берегу со всеми силами биармов и хольмгардцев и вынудил их к правильному бою. Ярл потерял двадцать шесть викингов, а на поле боя было сосчитано около пяти сотен тел противника. Правильное соотношение — за одного почти двадцать.

Но в тот же день высадка с «Акул», закончившаяся схваткой в кустарниках, где погиб Галль, стоила двенадцати викингов, за которых биармы заплатили шестнадцатью телами! Повторилось то же, что произошло на острове: викинги сражались без строя.

Первый день появления биармов после шестидневного перерыва, когда они начали войну по-своему, обошелся в сорок викингов, а чего он стоил биармам, ярл не знал. Во всяком случае, не больше потерь, чем ему. За второй день войны по-биармовски ярл расплатился восемью викингами. Третий день стоил лишь двух, когда после попытки сжечь драккары биармы, пользуясь ночной суматохой, убили Свавильда, похитили Горика и освободили пленника.

Ночная вылазка и поимка клейменых обошлись без потерь. Но клейменые отняли у Оттара сорок семь викингов. Сорок семь! Стычка в лесу, у ложного лагеря с западнями, обошлась почти вдвое дороже, чем настоящая большая победа на морском берегу, а самим биармам стоила, несомненно, совсем дешево.

Всего в боях и стычках потерян сто пятьдесят один викинг… Прошло около двадцати дней. Оттар считал, что большая часть викингов была у него не взята биармами за настоящую цену (ибо эта цена — победа), а украдена.

Сто пятьдесят один викинг… Дружина, прибывшая на четырех драккарах, уже уменьшилась с шестисот пятидесяти до пятисот воинов. Что будет дальше?

При каждой встрече в лесу биармы умели брать викингов дешевой ценой. И даже в лесу, как во время нападения на ложный лагерь, они отказывались от правильного боя. Они не повторят сражения на берегу, они сумели оценить свою ошибку, понять силу лат и непобедимость строя викингов.

Латы, спасая от удара, не всегда спасают от укола. Ярл вспомнил стрелу, которая поцарапала ему бедро шесть дней тому назад, и спросил Эстольда:

— Как скоро, ты считаешь, начинает действовать яд биармов?

— На следующий день, или на третий, мой ярл, — ответил кормчий «Дракона». Он сам думал, что ему придется ждать еще два скверных дня, чтобы узнать свою судьбу.

«Канут стал сто пятьдесят вторым трупом, отданным на дело завоевания Нового Нидароса», — продолжал свой счет Оттар. Для него викинги были разменной монетой Нидароса, но смерть Канута огорчала полководца. Канут, которому можно было доверить многое, жалко и бесполезно погиб от яда. Умный, храбрый, расчетливый. Свавильд и Галль были беззаветно преданы Оттару, но таких он найдет. А ум встречается реже преданности и сильной руки.

Лодину и Бранду та же судьба. Трудно вознаградимые потери, ярл любил и этих двух викингов сознательной хозяйской любовью.

Вслед за Канутом уже умерли от болезни, от яда, девять викингов. Эстольд сообщил — есть еще пятьдесят отравленных. После их гибели на румах четырех драккаров едва останутся полные смены гребцов. А кто знает, сколько викингов уже носят в своей крови яд незаметной царапины биармовской стрелы…

Шумел дождь. В лесу, казалось совсем близко, стучали бубны биармов.

Не спины траллсов, — здесь не нашлось траллсов, — викинги гнули собственные широкие спины. Они сами, раскорячившись, согнувшись, как рабы, переносили на драккары добычу. Уцелевшие дворы поморян подметались, как метлой.

Не только меха, ткани, кожи, припасы и одежду — вестфольдинги хватали и прялку, точеную любовной рукой поморянина в дорогой, от сердца, подарок молодой хозяйке. Солонка, на ручке которой пристроился петух не петух, голубь не голубь, ковшик утицей с коготком, чтобы цепляться за борт кадушки, и сама кадушка — им годилось все.