Эдуард Тополь - Летающий джаз

Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июня 1944 года была теплой, светлой и безоблачной, как в песне «Hiч яка мiсячна, зоряна, ясная, видно, хоч голки збирай». Вылет девяти «летающих крепостей» из Полтавы и шестидесяти трех из Кировограда и еще пятидесяти пяти «мустангов» сопровождения из Пирятина был назначен на пять утра, а инструктаж — на 3:30. Поэтому накануне все летчики улеглись в своих палатках спать пораньше — все, кроме Ричарда. Под предлогом проверки заправки самолета горючим он еще с вечера остался у своего «Летающего джаза» наблюдать за работой бензозаправщиков, завершением ремонта взлетно-посадочной полосы и прочей предполетной суетой. Но на самом деле он ждал Оксану. После разговора с майором Козыкиным он понял, насколько был прав русский кинооператор, когда сказал, что ни обком партии, ни СМЕРШ, ни даже ЦК ВКП(б) не разрешат ему жениться на Оксане. И потому сразу после беседы с Козыкиным Ричард сказал Оксане и Марии, что просто похитит их, увезет на своем самолете. Ночью, когда советские постовые аэродромного оцепления привычно дремлют на своих постах, Оксана и Мария легко проберутся к его самолету, а с американскими охранниками он уже договорился, это было нетрудно, ведь весь американский персонал авиабазы знает, как он ходил в обком партии и в СМЕРШ за разрешением на брак с любимой украинкой.

То, что Мария от побега в США отказалась, Ричарда не удивило, зато изумило, с какой легкостью она согласилась на побег Оксаны.

— Да, доча, езжай, — сказала она. — Там жинкам тоже не сладко, но хотя бы нет войны и бомбежек.

— А ты, мамо? — спросила Оксана. — Як ты одна зустанешся?

— Ни, доча, я не буду одна. Я йду в монастырь.

Она сказала это так твердо, с темными кругами под глазами, что и Оксана, и Ричард тут же поняли — отговаривать ее бесполезно. То, что Оксана улетит с Ричардом, даже облегчало ей это решение.

А потому еще днем, сразу после этого разговора, Ричард привел Оксану к аэродрому, издали показал свой самолет и траншею, по которой ей будет проще простого пробраться ночью на аэродром. А спрятать ее в самолете так, чтобы никакой СМЕРШ не обнаружил — это пустяк, дело техники, «боинг» уже американская территория, смершевцы никогда их не обыскивают, лишь проверяют документы у экипажа перед посадкой.

Короче говоря, все было продумано, оговорено и подготовлено, и теперь Ричард, дежуря у своего самолета, нетерпеливо всматривался в ту сторону леса, откуда ждал Оксану.

А ее все не было. Ее не было ни в час ночи, ни в два часа — то есть в самые темные часы, когда было проще всего босиком проскользнуть мимо редких постов беспечно кемарящих постовых.

Нервно расхаживая под крылом самолета, Ричард не понимал, почему ее нет. Он был уверен, что она его любит и не обманет. Еще и еще раз он вспоминал такое красивое начало их романа — как под дождем бежала она по откосу к Лавчанскому Пруду… как замерла, увидев его… как всматривалась ему в душу своими сливовыми глазами… и как потом доверчиво пошла к нему на первые звуки его кларнета. Так почему ее нет теперь, что могло ее задержать?

В 2:30 Ричард докурил и смял пачку «Мальборо», в три бессильно развел руками в ответ на немой вопрос американского постового. Небо стало светлеть, и бежать за Оксаной было бессмысленно — вдвоем с ним ее тем более не пустят к самолету.

В 3:30 пришлось идти на инструктаж, но он, слава богу, был не в палаточном городке, а здесь же, у самолета полковника Арчи Олда и еще восьми отремонтированных B-17. Полковник объявил им маршрут полета: через польско-украинский Дрогобыч, где нужно разбомбить нефтеперерабатывающий завод, в Италию, а уже оттуда, после отдыха и дозаправки — в Англию.

Эти инструкции Ричард слушал вполуха, а больше смотрел в сторону своего самолета и соседнего леса. Но Оксаны не было.

А в светлом утреннем небе медленно, как надежда, таял тонкий молодой месяц.

В 4:30 все экипажи заняли свои места в самолетах и стали прогревать двигатели, аэродром наполнился ревом и гулом, у края летного поля появились джипы с генералами Перминовым, Уэлшем и Кесслером и два русских кинооператора — Семен Школьников и Борис Заточный с камерами «Аймо» в руках.

Хотя надежды на появление Оксаны уже не было почти никакой, Ричард не поднимался в самолет, а продолжал курить у короткого металлического трапа, спущенного из люка.

И вдруг…

Все мы с детства помним роман «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и тот пронзительный эпизод, когда в последний миг Джейн слышит донесшийся откуда-то голос возлюбленного Рочестера, зовущий ее — «Джейн, Джейн!». И в 1847 году, когда в Англии вышел этот роман, и сотню лет спустя, когда я читал его в Полтаве, этот эпизод казался мистикой, женской романтической выдумкой. И только в последние пару десятилетий наука подтвердила возможность передачи мысли на расстоянии. Никто не знает, как мощно в последние минуты перед отлетом звал Ричард Оксану в своих мыслях, но…

— Look! — крикнул ему американский постовой и показал не в сторону леса, откуда по уговору должна была появиться Оксана, а в сторону открытого поля между аэродромом и Лавчанскими Прудами.

Там, по этому полю, по мокрой траве стремглав неслась босая и растрепанная Оксана с кровавыми порезами на плечах. О, она была красива! Да, Ричард не обманул Заточного — даже такая, окровавленная и растрепанная, как «Свобода на баррикадах» Делакруа, она была красива, очень красива! Но следом за ней, размахивая пистолетом, бежал майор Козыкин. Он и два его сержанта еще со вчерашнего вечера блокировали хату Марии, и Козыкин, когда увидел Оксану, совершенно обалдел от ее красоты. А когда она его отшила, просто голову потерял — держа обеих женщин под пистолетом, всю ночь пил водку и мстительно усмехался:

— Никуда не пущу вас, блядей! Подстилки американские! Фуюшки вам, а не Америка!

Чем больше пил, тем больше матерился:

— Я сам вас вые… Ох, как вые…

Только к утру Мария додумалась, как отвлечь его — якобы «по нужде» отпросилась в деревянную скворечню-нужник во дворе и… подожгла ее. Сержанты и Козыкин ринулись туда, а Оксане удалось выбраться из хаты через вышибленное при бомбежке окно. Хотя она и порезалась при этом осколками торчавших в раме стекол, но ей уже было не до этих порезов, она, что есть силы, припустила прямиком к аэродрому.

Конечно, через пару минут Козыкин обнаружил побег, и теперь несся следом, пьяно размахивая табельным «тэтэшником» и крича:

— Стой! Стой, сука! Стрелять буду!

Но разве можно остановить влюбленную русскую женщину?

Первый выстрел Козыкин дал в воздух, а когда и это не помогло, стал стрелять Оксане по ногам.

И эти выстрелы услышали все на Полтавском аэродроме.