Денис Драгунский - Дело принципа

– Вот, – сказала я, – сейчас я тебе покажу ванную.

Отступила на шаг, взглянула на Грету и увидела, что у нее торчит небольшой, но вполне отчетливый животик.

– Понятно, – сказала я.

Грета заплакала еще сильнее.

– Ну, а чего ж тут худого-то? – спросила я, подлаживаясь под народный говорок. – Чего ж худого-то? Дело-то такое. Радоваться надо. А кто же он-то? Он-то кто, а?

– Неважно, – сказала Грета.

– Почему ж неважно? – сказала я. – Чего ж скрывать-то?

Я хотела прибавить еще что-нибудь очень народное, вроде «любовь да совет», «мешок золота и детей кучу», как вдруг до меня кое-что дошло. Господи, какая же я глупая!

– Во грехе? – спросила я.

Спросила, насколько возможно, с доброй улыбкой. Да Грета сама сразу все поняла. Я же не священник, чтоб меня бояться.

– Во грехе, барышня, – сказала Грета.

– Иван? – спросила я. – А то давай я папе пожалуюсь, и он его привезет сюда, вот как тебя, пошлет за ним мужиков. Они его за белы рученьки, и в тележку. А белы рученьки-то свяжут и ноженьки тоже – чтоб не удрал по дороге. Плеткой по жопе и под венец, а?

– Не крепостное же право, – сказала Грета.

– Верно, – кивнула я. – Забыла. Хотя жаль, что не крепостное. А то бы мы его уууу…

– Не смейтесь, барышня, – сказала Грета.

– Я не смеюсь, – сказала я. – Я тебя очень люблю, в смысле очень хорошо к тебе отношусь. Иди, купайся.

Я проводила ее в ванную комнату.

Мне почему-то вдруг захотелось прилечь.

Странное дело, я всегда такая прыгучая была, в постель не загонишь. А сейчас устала, как будто камни ворочала. Смешные слова: я никогда в жизни не ворочала камни, не таскала ведра с водой или корзины с яблоками. Но вот сейчас у меня было именно такое чувство – как будто камни ворочала. Мне хотелось лечь и задремать. Второй раз в жизни. А первый был совсем на днях, на скамейке против дома по Четвертой Римской дробь Пятнадцатая Арабская. Под окнами моей мамы.

Я прошлась по квартире.

Папа сидел в своей комнате и что-то читал. Почему-то меня это одновременно рассмешило и разозлило – ну сколько можно читать? Сколько книг можно сбрасывать в этот бездонный колодец, который все равно останется пуст, потому что на дне колодца есть такой маленький ручеек, который уносит все эти книги неизвестно куда. Наверное, по каким-то подземным рекам обратно в море. А в море рыбаки вылавливают их сетями, сушат и отдают обратно в книжные лавки. А там папа их снова покупает и опять читает – бросает в тот же самый колодец. Мне вдруг показалось, что он прочитал не десять тысяч книг, как он хвастался, а всего штуки две или три. Вот так, по кругу. А, может быть, тут вообще нет никакой разницы.

Это мне уже казалось.

Я просто глазами видела этот колодец, летящие туда книги, рыбаков, которые вылавливают книги из моря, и своего папу, который бросает их снова в колодец – это все уже мелькало у меня перед глазами, когда я лежала в своей комнате поверх покрывала, прикрыв глаза и засыпая.

Меня разбудил скрип двери.

На цыпочках вошел Фишер. Я совершенно не удивилась, не подумала – где папа, где Генрих, как он смеет входить без спросу, и вообще. Я села на кровати, поправила прическу и сказала:

– Как хорошо, что вы пришли. Где вы пропадали столько дней?

– Ох, дорогая Адальберта, – сказал Фишер, – вы нам устроили столько суматохи. Едва разобрались.

– Не я, – возразила я, – а какой-то агент тайной полиции. Читайте газеты. Но не в том дело. Фишер, у меня к вам серьезный разговор. Давайте сразу и начистоту. Я готова поработать на тайную полицию самое маленькое один раз, а может, и больше. Если надо будет, кайзеру или вам – без разницы. Мы, наемные убийцы – народ бесхитростный, веселый и исполнительный. Пиф-паф – и все дела. Вы говорили, что вас беспокоит этот итальянский князь, и что вы хотели бы, чтобы я, значит, его… Да? Да?

– Да, – сказал Фишер.

Обожаю людей, которые на такие вопросы отвечают быстро и прямо!

– Отлично, – сказала я, – но услуга за услугу.

– Слушаю вас внимательно, – сказал Фишер.

Я увидела, что он действительно слушает меня очень внимательно.

– Фишер, – начала я, – вы адвокат и все можете. Вы адвокат, а значит, умный человек. Кроме того, вы человек сильный и решительный.

– Вы мне трижды или даже четырежды льстите, дорогая Адельберта, – сказал Фишер.

– Прекратите, – сказала я. – Давайте коротко. Фишер, есть ребенок. Он еще не родился. Он пока еще в животе у одной моей знакомой. Я хочу, чтобы у этого ребенка в жизни все было хорошо.

Фишер пожевал губами и сказал:

– Нет ничего проще. Вам нужно только договориться с вашим папочкой. Он выдает вам некий капитал. Вы кладете этот капитал в банк на имя ребенка или на имя его матери, если вы ей так сильно доверяете, – и все. Все это можно оформить в течение двух-трех дней.

– Фишер, какой вы скучный, – упрекнула я. – Я это и без вас знаю. Чтобы положить деньги в банк, а перед этим выпросить их у папы – для этого не нужен адвокат. Фишер, у меня к вам серьезный разговор, а вы все время виляете. Фишер, посмотрите на меня внимательно. У меня нелепая фигура, почти совсем нет груди. А если сменить прическу, а к прическе одежду? Фишер, сделайте меня мальчиком. Пусть меня зовут Адальберт-Станислав Тальницки. Унд фон Мерзебург, разумеется. Вернее, без «унд». Просто фон Мерзебург, я же буду мальчик.

– Что я должен для этого сделать? – испуганно спросил Фишер.

– Ничего особенно страшного, – сказала я. – Ничего, что выходило бы за рамки адвокатской профессии. Поменяйте документы: украдите метрическую книгу в церкви, замените там нужный лист. Ну и что-нибудь еще, откуда я знаю? А может, и этого не надо. Изготовьте мне метрическое свидетельство и паспорт на мужское имя.

– И что потом? – спросил Фишер.

– Да ровным счетом ничего, – сказала я. – Дальше я сама. Вернее, сам. Поеду в другой город или в лучше в Швецию, куплю там домик, ну и все.

– А что скажет ваш отец? Что скажет ваша мать?

– Маме на меня наплевать, – сказала я. – А папу можно убедить в чем угодно.

– И зачем все это? – спросил Фишер.

– Адвокаты не должны задавать таких вопросов, – сказала я. – Если вы очень недоумеваете, самое большее, на что имеете право, – это повысить гонорар. Не бледнейте так. Не вращайте глазами. Эти действия трудно назвать противозаконными. Это не подлог. У подлога есть какая-то цель. Например, присвоение чужого имущества.

– Нет, – сказал Фишер, – у адвоката есть еще одно право – отказаться. Я никогда не занимался такими странными, такими абсурдными, такими, уж извините, безумными вещами. Но не это главное, – продолжал Фишер. – Я знаю, зачем вам это нужно. Вы хотите стать мужчиной и жениться на Грете Мюллер. Вы хотите, чтобы ребеночек, которого она прижила от повара, носил вашу фамилию. Честное слово, глупо. Положите на нужный счет деньги, если вы так влюблены в эту девицу. Давайте ей деньги, покупайте ей одежду, принимайте участие в воспитании ребенка, как добрая тетя. Никто вам слова дурного не скажет. Наоборот, все будут в восторге. Такое большое сердце у Адальберты Тальницки! Но не сходите с ума.