Денис Драгунский - Дело принципа

Я открыла дверь квартиры. Тьма была кромешная, потому что окна смотрели не на улицу, где был хоть какой-то свет далеких фонарей и слабое сияние города внизу под холмом, а прямо, можно сказать, на склон холма, заросший кустами. Я зажмурилась (я всегда жмурюсь в темноте – зачем тратить глаза, когда все равно ничего не видно) – и стала вспоминать, справа или слева стоит столик со свечками и спичками. Но тут вспомнила, что в доме есть электричество. Выключатель (я точно помнила, что он справа) пошарила правой рукой и нащупала фаянсовый кругляш с медным барашком. Повернула барашек: щелк, щелк – никакого впечатления.

– После одиннадцати они выключают электричество, – раздался голос из темноты. – Не бойтесь.

Я вытащила из-под блузки револьвер и для начала выстрелила в темноту.

– Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь! – раздался крик.

Чиркнула спичка. Загорелась свечка.

– Держите свечку ближе к груди, – велела я, прицеливаясь и всматриваясь с незнакомца. – Чтоб я сразу попала в сердце.

– Шутница, – сказал он. – Я всегда знал, что вы очень остроумная барышня.

Тьфу ты, Господи! Это был господин Ничего Особенного, он же господин Неизвестно Кто, он же адвокат Отто Фишер.

– Вы не боитесь случайно спустить курок? – сказал он. Я молчала. – Мне повезло, что вы не умеете стрелять на голос, – сказал он, – Но, по-моему, вы повредили диван. А если бы вы попали в меня?

– Закон на моей стороне, – возразила я. – Вы, как адвокат, должны это знать.

– А вы-то откуда знаете? – спросил он.

– Читала в книжках, в английских романах про сыщиков, – сказала я. – Там присяжные в таких случаях всегда оправдывали девушек.

– У нас не действует англо-саксонское право, – сказал адвокат Отто Фишер. – У нас право континентальное, романо-германское.

– Веселый разговор, – признала я, продолжая в него целиться. – Вы забрались в мою квартиру, чтобы читать мне лекции по сравнительному правоведению?

– В вашу квартиру? – спросил он, хихикнув. – А вы уверены в том, что она ваша, барышня?

– Но уж не ваша точно, – сказала я. – Давайте, господин Фишер, или как вас там, – я отступила к двери, – давайте попрощаемся по-хорошему. Выматывайтесь, проще говоря, а то я папе наябедничаю.

– Это я наябедничаю вашему папе, – сказал он – Сообщу ему, что я вас нашел и что с вами все в порядке. А дальше он сам будет решать – оставить вас здесь, самому заявиться и уговаривать, или вызвать полицию.

– То есть это папа вас послал? – спросила я.

– Ну, разумеется, – ответил он. – Намекнул эдак, не худо, мол, узнать, что у этой бестии на уме и где она собралась ночевать. Неужели и вправду у своей мамаши? Насчет вашей мамы проверить было все очень просто. Вы знаете, барышня, с тех пор, как в дома провели электричество, проводить сыскные действия стало гораздо легче. В любую квартиру, в любой особняк может заявиться нахмуренный молодой человек в синем мундире городской электрической службы. Но в случае с вашей мамой было еще проще. Швейцар побожился, что вы там были утром, а примерно в два часа пополудни ушли и более не возвращались. Поэтому оттуда я поехал сразу сюда. Вы, наверное, спросите, барышня, как я узнал ваш адрес? Попробуйте догадаться сами. – Я молчала. – Открою вам этот маленький секрет, – сказал он. Он встал, поставил свечку на стол, зажег другую и третью. Три свечки довольно хорошо освещали эту комнату. Мне стало любопытно, и я совсем расхотела его убивать. – Вот, глядите, – сказал Отто Фишер и вытащил из саквояжа страничку городской газеты. – Спрячьте пистолет, пожалуйста, а то я немножечко нервничаю. Вдруг у вас от удивления вздрогнет палец, и вот тут уже закон будет явно не на вашей стороне, потому что вся обстановка – три свечи и раскрытый саквояж – будет свидетельствовать о том, что мы с вами просто мирно беседовали.

У меня был не пистолет, а револьвер. Из револьвера от случайно дрогнувшего пальца выстрел не получится. Надо сильно тянуть крючок, чтобы перекрутить барабан и взвести курок, а потом его спустить. Поэтому револьверы рекомендуют барышням и начинающим. Но господин Фишер, наверно, не разглядел. Ну и ладно – пусть понервничает.

Вдруг в дверь постучали.

– Кто? – крикнула я.

– Это, как это, с вашего позволения, стреляли или что? – раздался голос швейцара.

– Или ничего, – ответила я. – Все живы. Всё спокойно. Идите спать. – Слышно было, что швейцар потоптался за дверью, покряхтел, покашлял и ушел.

– Вот, вот, – сказал Отто Фишер, кладя газетный лист на стол, – полюбопытствуйте.

Я увидела страничку объявлений с выдранным клочком. Это была именно та страничка, которую я читала в кофейне сразу после того, как нашла кошелек. И выдран был именно тот лоскуток с объявлением о том, что сдается квартира на улице Гайдна. Смешно, но на бумаге даже остались желтые пупырышки – следы моих слез, когда я так глупо и так искренне плакала над собственной скупостью и бесчувственностью, над тем, что я сначала хотела подарить своей любимой, драгоценной госпоже Антонеску восемь тысяч крон и буквально через две секунды собралась пригласить ее в кафе, истратив на это дело две кроны.

Понятно. Мне все стало понятно.

– Вот! – торжествующе сказал Отто Фишер. – Я увидел это в кофейне, за вашим столиком. Я увидел этот выдранный лоскуток бумаги, и дальше мне оставалось только взять нетронутый номер городской газеты за то же число и понять, куда вы поехали.

– Значит, вы за мной следили? – сказала я.

– А вы сомневались? – усмехнулся он. – Я приехал на улицу Гайдна буквально следом. Точнее, через час. Кажется, ваш извозчик ехал навстречу моему. Вы не заметили? Швейцар подтвердил, что вы сняли квартиру в этом доме, и даже показал мне корешок расписки. Разумеется, на всякий случай я отрекомендовался вашим дядюшкой, добавив при этом, что вы вполне самостоятельная молодая особа, но несколько эксцентричная. Швейцар спросил: «Что такое эксцентричная?» – и я ответил: «Это значит, что за ней надо присматривать».

– А зачем вы за мной следили? – спросила я. – Вас папа об этом попросил? Это что, входит в ваши обязанности как семейного адвоката? Продавать имение, регулировать имущественные споры супругов, а также следить за эксцентричной дочерью, так?

– Нет, нет, – сказал он. – Просто так совпало. Вы мне были любопытны. Еще с тех пор…

– С каких еще с тех? – спросила я.

– Ну неужели вы не помните? – сказал Отто Фишер. – Три или даже четыре года назад. Когда вы гуляли под окнами своего дома с биноклем, и я обещал вам рассказать, отчего это в Штефанбурге в квартирах простых обывателей вдруг можно встретить драгоценные картины великих мастеров прошлого. Кстати, тогда вы тоже хотели зарезать меня кинжалом. Помните?

– Припоминаю, – сказала я. – Кажется, мы пили кофе в том самом кафе.