Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Пыль собиралась на плечах хмурого каноника, покрывала Осмунда с головы до ног, липла к коже, мешала дышать.

– Город наш построен на твердыне, основа его нерушима, – сказал каноник.

И в самом деле, хотя город и окружали болота, место для строительства собора было выбрано мудро – под Мирифилдом залегал толстый слой гальки и кремнёвого гравия.

– Возблагодари Господа за то, что тебе повезло родиться в годы великих деяний во славу Божию, – заявил Осмунду седовласый священник, грозно блеснув темными глазами из-под кустистых бровей, и потребовал: – А теперь назови семь смертных грехов.

– Гнев, чревоугодие, зависть, уныние, сребролюбие, блуд и гордыня, – покорно пробормотал мальчик накрепко затверженный список пороков, отправлявших грешника прямо в ад.

– И в чем ты сегодня покаешься? – спросил Портеорс.

«Неужели каноник обо всем прознал?» – испуганно подумал Осмунд.

Все лето мальчик трудился на строительстве хитроумного изобретения Стивена Портеорса – водостоков, подобных которым не бы ло ни в одном городе. От реки к городу провели сеть каналов, а по самой середине улиц проложили каменные желоба шириной от двух до шести футов, через которые перекинули деревянные мостки.

– Мы приведем реку в город, – гордо заявлял Портеорс.

Каналы и водостоки значили для него больше, чем сами улицы.

Как-то раз он обнаружил изъян в уровне одной из улиц, бегущих с севера на юг, и заставил работников не только исправить ошибку, но и изменить планировку всей части города, так чтобы улицы шли по ровному грунту.

– Во всем нужна точность, – утверждал каноник, – иначе вода течь не будет.

Точность… Услышав любимое слово священника, рабочие приуныли – жители Сарума хорошо знали о пристрастии Портеорса и его брата к скрупулезности и тщательности. Спорить было бесполезно; пришлось прокладывать улицу заново и рыть новый канал.

Осмунд всей душой ненавидел это занятие.

Мальчика, как и его отца и деда, называли семейным прозвищем Масон, но ему редко доводилось работать с камнем, разве что иногда обтесывать плиты для проклятых водостоков. Осмунд мечтал стать настоящим каменщиком, как те, что работали на строительстве собора. По вечерам он украдкой пробирался на соборное подворье и с жадным любопытством наблюдал за мастерами, которые приехали сюда со всей Англии и даже из Европы. Простому серфу из Авонсфорда попасть в гильдию каменщиков было невозможно, ведь в ученики и подмастерья обычно брали сыновей или племянников самих мастеров.

Любовь к работе с камнем была у Осмунда в крови. Отец и дед его считались лучшими каменщиками в Авонсфорде, и мальчик дал себе клятву, что и сам он в один прекрасный день примет участие в строительстве собора.

Вот уже сто лет прошло с тех пор, как Годрика Боди вздернули на виселице под стенами замка на холме. Спустя несколько месяцев после казни незадачливого пастуха косоглазая Мэри родила сына, а сама умерла родами. Николас, дядя Годрика, взял младенца под свою опеку, так что внуков Годрика Боди тоже стали называть семейным прозвищем Масон. Лет через восемьдесят после смерти Годрика один из его потомков женился на девушке из рода Николаса, и дети его унаследовали приземистое телосложение, короткопалость и большеголовость семьи Масонов. Внешне Осмунд походил на Масонов, но в нем, как некогда в нескладном юном резчике, жила тайная любовь к прекрасному.

А сейчас его заставляли выполнять тяжелую, скучную работу.

Он посмотрел на тощего седого каноника и грустно признался:

– Я повинен в грехе уныния.

– Вот именно, – удовлетворенно кивнул Стивен. – Потому что тебе работа не нравится. Но Господь сотворил тебя не для наслаждения жизнью, а для служения. Только в служении Господу нашему ты обретешь небесную благодать.

Осмунд поник тяжелой головой – каноник был суров, но справедлив.

– Погоди! – настойчиво произнес Портеорс. – Ты забыл еще об одном грехе, сын мой.

«Откуда он знает?» – забеспокоился мальчик, не поднимая глаз.

– Покайся! – потребовал каноник.

Осмунд молчал.

– Что ж, я сам тебе скажу. Грех твой – сребролюбие, – прошипел Стивен Портеорс.

Мальчику платили пенни в день – нищенское жалованье.

– Тебя заманивают нечестивые обольстители, отвлекают от богоугодного дела, – укоризненно провозгласил Стивен.

Увы, каждое его слово было правдой. Все утро Осмунд ждал появления Годфруа и Шокли – они обещали нанять его на работу за полтора пенни в день; за год скопится приличная сумма. И почему каноник назвал их нечестивыми обольстителями? Они же добропорядочные христиане! Мальчик медленно поднял голову и исподлобья посмотрел на каноника.

– Ради низменной наживы, из любви к деньгам ты готов бросить важную работу. Помни, сребролюбие – смертный грех, – упрекнул его священник и неожиданно сменил гнев на милость: – Ты умеешь с камнем обращаться. А еще говорят, что ты хорошо по дереву режешь.

Осмунд кивнул. Он и впрямь украсил замысловатой резьбой входную дверь в особняк Годфруа; священник наверняка ее видел.

– А на строительстве собора потрудиться не желаешь? – спросил Стивен Портеорс.

Мальчик решил, что ослышался. Неужели его мечте суждено исполниться?

– За работу платят пенни с четвертью в день, – добавил каноник. – На большее не надейся. Вот завершим водостоки укладывать, в Михайлов день отправишься в собор. Согласен?

– Да, – выдохнул Осмунд, не веря своему счастью.

– Вот и славно. Только помни, – помедлив, добавил Стивен, – ежели наймешься к Шокли и его приятелям, в собор тебя не допустят. Никогда и ни за что.

Осмунд побледнел, но смолчал.

Стивен Портеорс догадывался, что из юного Осмунда выйдет настоящий мастер.

Заметив, как из-за угла выехали Шокли и Годфруа, священник двинулся им навстречу.

У моста стоял узколицый мужчина – остроносое лицо его неуловимо напоминало морду хорька. Копна жестких черных волос слиплась от грязи и пота, и сальные пряди торчали в разные стороны, будто ветви обгорелого куста. Вдобавок, как и все вокруг, мужчину покрывала вездесущая пыль нового Солсбери.

Для Уильяма атте Бригге настал худший день в жизни.

Прищуренные близко посаженные глаза горели злобой. Ранним утром Уильям нагрузил тележку, вышел из Уилтона, пересек Авон по мосту у Фишертона и отправился на рынок в новом городе. Там он оставил товар на попечение уилтонского торговца, а сам ушел к реке.

Поведение Уильяма выглядело более чем странным.

Он замер у каменного моста, в два коротких пролета пересекавшего Авон. Посреди стремнины виднелся островок, где стояла церковь Святого Иоанна. Слева от Уильяма находилась лечебница Святого Николая. Оба здания и мост построил епископ Роберт де Бингхем.