Эдвард Радзинский - Мой лучший друг товарищ Сталин

Бритый адъютант, стоявший у дверей, вошел в купе и щегольски, как фокусник, развернул принесенную карту.

— Это набросок плана нападения на СССР. Он пока не закончен, но закончен будет. Эту «сверхсекретную карту» я делаю известной английской разведке, чтобы она дала уверенность англичанам, будто я вскоре поверну против вас. Это их расслабит. Но мне известна и другая карта. Думаю, она тоже покажется не безынтересной. — Он опять крикнул: — Отто!

Тотчас бритый адъютант как-то весело развернул на столе второй рулон. Это была уже… наша карта!

— Я хочу напомнить герру Сталину надпись на ней — «План стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками. Соображения по плану». Это только первая карта… Весь ваш документ на пятнадцати страницах, и столько же карт! У нас они есть все. Особенно мне понравился текст… — Гитлер стал читать приготовленный заранее листок: — «Упредить противника в развертывании и атаковать. Стратегической целью действий войск поставить разгром главных сил немецкой армии и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка — Оломоуц…» И так далее.

Он, улыбаясь, глядел на Сталина.

Коба по-прежнему оставался невозмутим, спокойно сказал:

— Это всего лишь наш ответ на ваш план. Было бы странно, если б его не оказалось.

— Так вот, — улыбнулся Гитлер. — Чтобы не занимать наши штабы ненужной работой, нам следует встречаться чаще… дабы между нами все было ясным…

Коба сделал знак своему адъютанту. Тот принес вино, коньяк и закуски.

Теперь Коба играл радушного хозяина. Как бы предлагая отвлечься от серьезных вопросов, рассказал какой-то анекдот… Потом, к моему удивлению, вдруг спросил:

— Говорят, вы предсказываете будущее?

Гитлер очень оживился:

— Абсолютная правда. В Вене, во дворце, Габсбурги хранили Святое Копье — железный наконечник, пронзивший тело Христа. Этим копьем до них владели Константин Великий, Карл Мартелл, Генрих Птицелов, Оттон Великий и даже Наполеон. Тот, кто им владел, обычно владел и миром. Когда я впервые вошел в помещение, где оно хранилось… со мной что-то произошло… — (Клянусь, его лицо преобразилось. Он странно раскачивался, шептал.) — Я ощутил трепет, озноб по всему телу. Всемогущий Дух встал рядом со мной. Я мог говорить с демонами. Я чувствовал трансформацию собственной природы, полет наверх. И уже тогда я, безвестный человек, исполнился решимости завладеть этим Копьем. И я знал, что завладею! Заняв Австрию, я сделал это в первый же день!..

В этот миг я почувствовал силу, которая исходила от этого человека. Думаю, и Коба тоже. И будто сопротивляясь этой силе, он мрачно, грубо, прервал вдохновенный поток слов:

— Я хотел бы, чтобы ваш Всемогущий Дух помог и нам. И подсказал, что будете делать вы, если мы вскоре нападем на очень недружественную нам Финляндию?

Гитлер как-то огорошенно, почти испуганно глядел на Кобу. Наконец пришел в себя и сказал:

— Да, конечно, она входит в сферу ваших интересов. Но финнов любят в Германии. Это светловолосые голубоглазые люди. И кроме того, как вы это сделаете? В отличие от нас, вы член Лиги Наций?

— Нас исключат, — улыбнулся Коба. — Но как и вы, мы спокойно это переживем. «Париж стоит обедни». Финляндия должна быть нашей, каковой она и была всего четверть века назад… И уже после Финляндии мы осуществим, наконец, главный пункт наших соглашений — займем Прибалтику.

Гитлер сидел в растерянности. Он был не готов, потерялся. Он не умел уступать. Ярость, бешенство… Мне показалось, он готов был вскочить! И… не мог! Коба был слишком нужен ему. Они действительно походили друг на друга. Если ненавидели, то навсегда. Думаю, именно в этот момент Гитлер поклялся уничтожить Кобу.

Он долго молчал. Потом сказал:

— Ваша взяла.

Но Коба продолжил:

— Я хочу, чтобы в дальнейшем не только мы информировали вас о своих ближайших планах. Но и вы — нас , как полагается честным и добрым друзьям.

— Здесь все просто, — ответил Гитлер. — Вся Европа — это и есть наш план.

— Мы будем только приветствовать это, — очень ласково произнес Коба. — Считайте, что союз Александра с Наполеоном заключен.

Оба встали.

— Я рад был вас повидать. Вы — великий человек.

И Гитлер обнял Сталина. Они были одного роста: Гитлер по-европейски прикоснулся щекой к щеке Кобы, обозначая поцелуй. Коба в ответ по-нашему, по-азиатски, мокрыми губами поцеловал Гитлера. На лице фюрера отобразился почти испуг. На лице Кобы — гримаса, он почувствовал запах гитлеровского рта.

Обратно Коба решился лететь на самолете, чтобы его отсутствие было короче.

По пути на аэродром он веселился:

— Как я умыл этого мудака! Жаль, что никто не узнает!

— Мне кажется, — осторожно сказал я, — война с Финляндией вызовет окончательный разрыв с западными либералами. Я потеряю многих агентов…

— Ты, видимо, хочешь составить оппозицию. Давно не слышал. Зря злишь меня, Фудзи.

Я замолчал. Коба продолжал:

— Мне давно кажется, что финны живут не там. На нашей границе они не нужны и опасны. Но их трудолюбие очень пригодилось бы в Сибири. Мы сумеем дать им там куда большую территорию. Победа в войне поможет решить и эту проблему…

Я с ужасом, изумлением понял, что мой друг задумал переселить целый народ.

По-моему, он летел в первый и, кажется, в последний раз в жизни. Я был уверен, что он станет бояться или его будет тошнить. Но ничего подобного. Весь полет до Москвы Коба проспал сном праведника…

Мы прилетели в Москву под вечер, и с аэродрома он отправился в Кремль. Приехав, велел немедленно привезти Молотова и кого-то из военных. Не знаю, о чем они говорили, Коба отправил меня домой.

Коба позаботился, чтобы никто тогда не смог узнать о поездке. Охрана, сопровождавшая его вагон, исчезла уже через несколько дней. Думаю, и летчики тоже. Но документ, подтверждающий встречу, вы сможете найти в довольно неожиданном месте…

Перед дверью кабинета Кобы, как я уже писал, сидел дежурный офицер НКВД. Он аккуратно записывал в журнале посетителей, кто, когда и во сколько заходил в кабинет.

Там вы и обнаружите, что в течение двух будних дней великий работяга Коба таинственно отсутствовал в своем кабинете. 18 и 19 октября его там не было. И только поздним вечером девятнадцатого он появился в Кремле. И вот что удивительно. Помню, Берия, знавший о существовании этой записи, принес Кобе журнал и предложил изъять или заменить страницу.

Коба подумал, потом сказал:

— Пусть остается как есть.

До сих пор гадаю: неужели оставил для Истории? Так что коли будете писать книгу о Кобе, сверьтесь с этим журналом.

Впрочем, вскоре появился и еще один, на этот раз иностранный документ о той встрече.