Владислав Бахревский - Сполошный колокол

Двадцать шестого февраля 1650 года во Пскове довольных не было.

Воевода Никифор Сергеевич Собакин места себе не находил.

Псковичи пронюхали о тайном царском письме. Как это им удалось? Попробуй узнай: тут они все заодно, большие люди и малые. Про волю, про вечевой колокол никак забыть не могут. Бивали их не раз, а дурь не вышибли.

Стрельцов на толпу напустить? А стрельцы и сами не прочь гиль затеять.

Что же делать? Ждать?

Прождешь, а из угольков-то пламя может вымахнуть.

Тем, кто в Москве сидит, – хорошо. Денег не нашли – придумали псковским хлебом от шведов откупиться. А о том, как во Пскове аукнется та придумка, заботы мало.

Сердце чуяло – быть беде.

Делать что-то нужно, и немедля! А взяться за дело – руки не слушаются. Боязно.

Боялся воевода псковичей.

А потому грубил им, стращал.

Федор Емельянов тоже в окошко глядел. Глядел и кулаком о подоконник постукивал.

– Не в бирюльки играем! Пора б знать Никифору Сергеевичу, что воеводой он во Пскове.

Толпа перед домом росла.

Где стрельцы? Где охрана человеку, исполняющему тайное царево дело? Что стоит этим горлопанам ворваться в дом, прибить всякого, кто под руку попадет?

На столе стоял ларец. В ларец были сложены самые важные торговые бумаги и две сотни отборных самоцветов.

Федор запер ларец, задвинул потайную пластину: попробуй отыщи замок! Ключ спрятал в ручку ларца. Тоже не сразу разгадаешь секрет.

Поглядывая в окошко, Емельянов сбросил домашнее платье, надел дорожное. Из шкафа достал серебряную сулею с водкой. Выпил чару, крякнул, сел за стол.

Раньше времени бежать – позорно, удачу сокрушишь.

Промедлишь – прибьют. Бежать надо в тот час, когда ноги сами понесут.

В комнату с опаской заглянула жена:

– Федор Емельянович, не видишь ничего, не слышишь?

Федор поглядел на жену сурово:

– Что там еще стряслось? Щи, что ли, простыли без меня? Не хочу есть!

– Ты погоди шуметь! – урезонила мужа; знала себе цену: чай, не из простых, новгородка из богатейшей семьи купцов Стояновых. – Ты послушай!

Емельянов мрачно вскинул брови.

– Твой любимый немчин Арман пожаловал.

– Ахти! – подскочил Федор на стуле. – Спасибо тебе, голубушка, за добрую весть!

Подбежал к жене, поцеловал.

– Где слуги? Шубу мне! Голубушка, ставь на столы все, чем богаты! – Погрозил в окно кулаком: – Голодранцы поедун нагуливают. Чем им оставлять – лучше самим съесть.

Принесли шубу. Сунул руки в рукава, побежал встречать дорогого иноземного гостя. Как же, дела с ним вел!

Угощал Армана Федор широко. За столом был весел. Много ел, много пил. Глядите, мол: силен Федя Емельянов. Ого, как силен! В мире войны, и мор, и глад, а ему, Феде, нипочем. Нипочем купцам мировая беда. Купцы гуляют. А гуляют оттого, что в голове у них порядок. В голове порядок и в лавках тож.

Доната будто толкнули – вскочил. Возле его стрелецкого снаряжения стоял детина. Волосы в кружок. Из-под волос через весь лоб – шрам. Видно было – незваный гость шарил не по своим карманам.

Сабля Доната лежала поверх одежды. Детина глянул на молодца и положил руку на рукоять своей сабли. Дело дрянь. Струсишь – убьет.

Донат схватил тяжелый бархатный стул и кинулся на детину. Швырнул. Детина отскочил, стул разлетелся вдребезги, а в руках у Доната теперь была сабля.

Донат лез напролом. Он был сердит. Какая наглость – рыться в чужих карманах! Донат торопился – не дай Бог, явится прекрасная хозяйка дома, а ее гость фехтует без штанов. Хорошо хоть, рубаха до колен.

Внизу хлопнула дверь.

– Пани пришла! – сказал детина, и в тот же миг сабля, как серебряная птица, выпорхнула из рук Доната. – Прошу пана надеть штаны.

Это было самое благоразумное – одеться. Если он, Донат, кому-то нужен, значит, не убьют. Убить его уже сто раз могли бы.

Когда вошла пани, Донат был почти одет, в сапогах, но без кафтана.

Детина подбежал к ней и припал к ручке.

– Пани, рад сообщить: молодой пан отважен и силен, как лев. Могу также сказать – со временем из него выйдет великий воин. Он не владеет саблей, но сила и ловкость спасают его от неприятностей. Я только дважды имел возможность нанести пану серьезные удары. Для начинающего бойца это великолепно!

Донат поклонился пани и развел руками:

– Я сражался с разбойником, а оказалось – с учителем. Где я? Кто вы?

Пани, смеясь, замахала руками:

– Сколько вопросов!.. Рыцари, я приглашаю вас к столу… Я жду тебя, Донат.

Они удалились, а Донат стал натягивать кафтан. Прежде всего прощупал пояс: деньги были на месте.

«А все-таки в порядочном доме одежды гостя не трясут», – подумал про себя Донат, неловко усаживаясь за стол.

Пани поставила перед собой три серебряных кубка и наполнила их вином.

– Мой брат, – сказала она, обращаясь к Донату, – уезжая, просил дать своему другу приют под этой жалкой кровлей. Я счастлива исполнить просьбу брата.

– Спасибо вашему брату! – воскликнул Донат, вскакивая. – Он спас меня. Он бесстрашен и благороден. Его кров для меня свят. Скажите ваше имя, пани, чтобы я мог весь век молить за вас Господа Бога… Еще вчера я был бездомен, я чувствовал себя на своей родине чужеземцем, а теперь я вижу – во Пскове живут прекрасные люди.

И Донат покосился на мрачно восседавшего за столом пана. Неодобрительно подумал о себе: «Понесло – не остановишь. Чего это я?» И знал, что лжет. Чего? А пани? Черные печальные глаза под золотыми веселыми кудрями. Матовая кожа. Черные брови. Так бы и смотрел, да боязно – стыд сожжет твои же щеки.

– Рыцари, я зову вас поднять кубки за счастье и благополучие, – сказала пани, ласково улыбаясь.

Донат тоже заулыбался, но тут пан вперил в него желтые совиные глаза.

«К черту!» – сказал себе Донат и встал.

– Я не могу сидеть с паном за одним столом, – выпалил и сразу же смягчился: – Не смогу до тех пор, пока пан не соизволит объяснить свое странное поведение.

Пани слегка зарумянилась, а у пана презрительно искривились губы. Ответил без промедления:

– Дорогой друг, я охраняю пани. Ради ее безопасности я должен знать о человеке, ступившем под ее кров, больше, чем он сам знает о себе. Одежда, друг мой, всегда откровеннее своих хозяев… Давай забудем об этом! А вот дерешься ты сердито. Правда, одного желания убить врага мало, это нужно уметь! Но коль ты друг дома, то я научу тебя всем секретам великой польской сабли… Выпьем!

Донат не знал, что отвечать, что думать. Но в нем уже горело желание блистать в поединках. Припал к кубку, глотнул.

– До дна! – крикнул пан, накручивая на палец свой длинный ус.

Донат выпил до дна, и наконец ему стало легче.

– Мой рыцарь, как ты попал в Швецию? – спросила пани.

– Я там родился. Я из тех, кто нынешней осенью перешел границу.