Владислав Бахревский - Тишайший (сборник)

– Надо бы домишко купить. Ныне, как Хованского с войском ждут, домишки дешевы. А в этих хоромах жить – беды недолго дождаться.

– Не можем, сын, уйти мы из этого дома, – возразила матушка.

– Почему же?

– Не можем в худой час Афросинью одну оставить. Она хоть и неласково нас приняла, а приняла. Теперь мы ей – единственная опора и утешение.

– Так и Афросинью в тот домишко с собой возьмем.

– Не пойдет она.

Отправился Донат к Афросинье сам. Приняла она его в молельне.

– Спасибо, сынок, что зла не помнишь, – сказала она ему. – Федор тебя полюбил, оттого сурово и обошелся с тобою. У него вся надежда на тебя была. Хотел он тебя наследником дела поставить… Мирон хоть и родной сын, а головою слаб. Мигом добро пустил бы по ветру.

Удивился Донат словам Афросиньи, но виду не подал.

– А теперь, сынок, надо нам с тобою совершить дело тайное. Пошли со мной.

Повела его в подвалы, сама отпирала тяжелые замки.

И вот стоял Донат перед двумя большими сундуками. В одном золото и серебряные деньги. В другом драгоценные ризы с икон, кубки, платья, расшитые жемчугом и самоцветами.

– Тебе никогда не приходилось быть каменщиком? – спросила Афросинья.

– Нет.

– Пути Господни неисповедимы. Возьмешь нужный инструмент, поднимешь плиты в правом углу, выкопаешь яму и замуруешь в ней оба сундука. Потрудись, Донат, для нашего рода.

Донат без лишних слов сбросил кафтан и взялся за дело.

Домой вернулся при звездах.

Пани и пан Гулыга ждали его.

– Пан Донат, пришло время показать себя в деле! – сказал торжественно пан Гулыга.

Пан Гулыга с Пани сидели за столом, а позади них – шестеро вооруженных людей. Сердце у Доната тревожно метнулось туда-сюда.

– Ты будешь нашим проводником к той казне, которую охраняют в Снетогорском монастыре. Ты готов?

Донат побледнел: пришел его час. Итак, казну хотят украсть. Огромные деньги, которые с трудом собраны в Москве. Долг шведской королеве будет не уплачен. Это война со шведами. Если он скажет: «Нет!» – его тут же убьют. Как долго он молчит! Надо обмануть их. Надо предупредить Максима Ягу. Пусть убьют его, Доната, уже там, в монастыре. Там, на месте, разрушит Донат заговор.

Зловещая тишина.

– Я готов, – прошептал Донат.

– Что? – склонил к нему голову пан Гулыга.

– Я готов! – твердо сказал Донат.

Пан Гулыга положил перед стрелецким десятником лист бумаги.

– Нарисуй расположение монастыря. Дом, где хранят казну: двери в нем, и окна, и те места, где стоят часовые.

Донат подвинул к себе лист, обмакнул перо в чернильницу и, проделывая все это, успел посмотреть на Пани. «С кем она? С ними или с ним?» Донату хотелось видеть ее глаза. Но Пани сидела с закрытыми глазами, с восковым лицом, будто умерла час тому назад.

Донат принялся за работу. Он чертил план не торопясь. Вспоминая расположение зданий в монастыре – храмов, трапезной, келий, служебных помещений, – он даже увлекся работой. Ему не мешали, но молчание было страшное. Донат понимал: стоит ему солгать на плане, эту ложь тотчас прочитают на его лице. Тогда все кончено. Но в плане ли дело? Лишь бы попасть с заговорщиками в монастырь!

Наконец Донат отодвинул от себя лист:

– Все.

Пан Гулыга склонился над планом.

– План нарисован верно, – сказал он своим людям.

Те встали, готовые в дорогу. Пан Гулыга кивнул на Пани:

– Свяжите ее.

И пристально посмотрел Донату в глаза.

Донат глаз не отвел, но пан Гулыга улыбнулся:

– Его тоже.

Через мгновение Пани и Донат были привязаны к стульям: ни ногой, ни рукой не шевельнуть. Один из заговорщиков что-то шепнул пану Гулыге.

– Нет, – сказал он, – они нам пригодятся еще. Когда казна уедет за рубеж, пан Донат будет лучшим моим помощником.

Поднял над головой план:

– Ведь это он указал нам путь к сокровищам. – Склонил голову перед стрельцом в поклоне: – Прости мне за такое обращение, мой мальчик, но я тебе пока не верю. А Пани, к сожалению, так влюблена, что совсем потеряла голову. Ты меня должен понять, мой мальчик. Мы рискуем.

Приказал своим людям:

– Заткните им рты.

Пани и Донат сидели друг против друга. Донат, как только в доме стало тихо, попытался высвободиться. Не тут-то было. Стул мог от резкого движения опрокинуться назад – расшибешь голову и ничего не добьешься.

Донат посмотрел на Пани. Она открыла глаза. Глаза полны слез. Их некому утереть. Резанула по сердцу Доната нежность.

«Утереть слезы! Утереть любимой слезы!» – твердил он себе.

Дернулся. Раскачал стул и стал валиться вместе с ним на бок. Удар! В глазах вспыхнуло, раздулось и тут же лопнуло огромное красное солнце. «А где же человек-медведь?» – с тоской подумал Донат, приходя я себя. И вдруг почувствовал, что кто-то снимает с него веревки. В следующее мгновение его поставили на ноги.

Вот оно, вовремя сказанное слово!

Перед Донатом – Сиволапыч!

– Значит, это все-таки ты! – сказал ему Донат.

Взял нож у тайного своего хранителя и бросился освобождать Пани.

Пани была без чувств. Донат отнес ее на постель, побежал вниз, на кухню, за водой. Здесь, на полу, связанная веревками, лежала служанка. Донат освободил ее.

Вернулся к Пани, побрызгал на лицо водой. Она вздрогнула, открыла глаза:

– Дай мне вина!

Донат налил бокал. Пани отпила глоток:

– Спасибо! Я хочу спать.

И она уснула. Донат испугался: не умирает ли? Приложил ухо к груди Пани. Сердце билось тихо, но ровно. Доната тронули за плечи: позади стоял Сиволапыч.

– Я пришел к тебе, господин, с черной вестью… Всех наших – и Афросинью, и матушку твою с сестрицами, и Мирона – увели в тюрьму.

– В тюрьму?

– В тюрьму.

– За что?

– Гаврила-староста приказал.

– Смерть ему! – закричал Донат и бросился в свою комнату за пистолетом. И тут наконец сознание полностью вернулось к нему.

«Пан Гулыга? Пан Гулыга, наверное, убил воротников и теперь едет к Снетогорскому монастырю».

– Ты на коне? – спросил Сиволапыча.

– На коне.

– Оружие у тебя есть?

– Нож.

Донат стремглав полетел в подвал, схватил две сабли, зарядил два пистолета. На обратном пути заглянул на кухню. Служанка, охая, растирала затекшее тело.

– Помоги Пани!

Через несколько минут два всадника промчались по спящему Пскову в Запсковье, к Варлаамовским воротам.

Донат угадал: воротники были убиты.

Донат проскакал мимо, в открытые предательски ворота. Сиволапыч за ним. Он был слишком тяжел для коня, и конь его отставал.

Видно, совсем недолго без сознания был Донат. Или слишком осторожно крались заговорщики Псковом. Всего полпути проехали они к монастырю, когда услыхали погоню.

Повернулись и увидели, что к ним летят два всадника. Только двое, и во Пскове тихо. Молчит сполошный колокол.