Александр Мясников - Пульс России. Переломные моменты истории страны глазами кремлевского врача

Далее мы перелетели в Миннеаполис. Встретил нас профессор Симпсон. Он служил когда-то врачом в Харькове, но было видно, что он уже подзабыл русский язык. Он растрогался и повез нас к себе пить кофе. Разговорились о наших медицинских журналах, некоторые Симпсон выписывает и старается читать, так как обычно печатает в американских журналах обзоры советской медицины. «Почему самый неинтересный ваш журнал носит громкое название «Советская медицина»? Ведь там читать буквально нечего. Да и вид ужасный. Вообще как узнать, что надо реферировать, что заслуживает доверия? Печатают какие-то статейки, казуистику — к чему это читать?» Мы советуем Симпсону обратиться к другим нашим журналам, обещаем ему сообщать периодически, на какие работы стоит обращать внимание (обещание, впрочем, так и не выполнено).

Кофе выпит, мы благодарим старенькую госпожу Симпсон и едем к Энселу Кейсу.

Кейс, не то гигиенист, не то кардиолог, — один из интереснейших персонажей в США. Он неутомимый организатор клинической эпидемиологии, инициатор упрощенных биохимических методик, пригодных для массового применения, автор практических кодов электрокардиограмм и т. д. и т. п. Недавно он создал специальный «эпидемиологический вагон», в котором его сотрудники разъезжают по американским штатам, изучая лабораторные показатели, важные для диагноза сердечно-сосудистых заболеваний, анализа состава пищи и т. д.; вагон прицепляют к поездам в нужных направлениях (Кейс нам его показал — отличный вагон, вот бы нам создать такой!). У Кейса собралась большая группа ученых из различных стран (в том числе его друг из Японии — Кипура, а также профессор Лепим из Бельгии и др.). Начался симпозиум по критериям ишемический болезни сердца.

Миннеаполис — большой город, с вузами и промышленными предприятиями, столица обширного и богатого, преимущественно сельскохозяйственного штата Миннесота, граничащего с Канадой. Просторы — чисто русские, даже сибирские. Мы посетили университет, в том числе студенческий клуб (громадное здание со столовыми, концертными и кинозалами, обширной библиотекой и т. п., вот бы нам такой клуб!). Молодежь нам показалась приятной, воспитанной и хорошо одетой; довольно много девушек. «Да, нынче девушки стремятся иметь высшее образование, специальность и не желают быть только женами», — говорит нам Кейс (его жена ездит с ним в качестве лаборанта).

Утром мы вылетаем из Миннеаполиса в Сан-Франциско. Путь длинный, несколько часов лета. Внизу бесконечные равнины. Должно быть, это прерии, думаем мы. Постепенно, впрочем, рельеф меняется, приближаемся к Скалистым горам. На середине пути — остановка, Солт-Лейк-сити, город Соленого озера. В аэропорту покупают сувениры — индейские аксессуары, ножи, стрелы, очень красивые открытки с изображением индейцев в типичном одеянии. Индейцы живут тут в резервациях, их осталось две-три сотни тысяч. Само Соленое озеро имеет белесый вид, кругом белые отложения соли. С самолета едва рассмотришь слоистые крытые берега реки Колорадо. Горы все выше и выше, перелетаем Кордильеры — и открывается океан. Вид на сан-францисскую бухту и на город восхитителен, но уже темнеет (сильная разница во времени). Нас встречают незнакомые врачи. Едем по бесконечному мосту через залив, на виду — сверкающий огнями город.

Утром — что за город! Всюду видна синева залива. Прекрасные здания венчают мягкие холмы, утопая в вечнозеленой зелени, масса цветов. Климат целый год тепло-прохладный, нет ни зимы, ни жаркого лета («город вечной весны»); тропические растения смешаны с флорой умеренного пояса. Говорят, купаться в море холодно. Прохладу несет течение с Аляски, отсюда и достаточная влажность (хотя много ласкового, незнойного солнца). Жители горды своим прекрасным городом и обычно не склонны уезжать из него. Он и велик — до 2 миллионов (с Опландом), но просторен и отнюдь не кажется переполненным, как Нью-Йорк или Чикаго.

В какой-то громадной больнице, занимающей небоскреб, нас познакомили с некоторыми сторонами медицинской работы в Сан-Франциско. Нам сообщили, что до 90 процентов рабочих получают медицинскую помощь бесплатно, поскольку они охвачены страховой системой (четверть суммы складывается из вычетов из зарплаты, четверть — платит муниципалитет, еще одну четверть — промышленное предприятие и последнюю четверть — профсоюз), страхуется и часть членов семьи; в больницах — городских — плата также не взимается, кроме, конечно, частных лечебниц. Сообщили нам и о профилактической работе; например, об итогах десятилетнего наблюдения за курящими и не курящими в отношении частоты в обеих группах коронарного тромбоза; оказалось, что в группе курящих он развился за данный срок в два раза чаще.

Мы посетили и клиники, где познакомились с некоторыми новыми методиками по перманентному измерению кровяного давления, по цитологии легких, по оценке гипертрофии сердца и т. д. Один из профессоров носит фамилию Соколов, однако сын выходцев из России не знает ни единого русского слова. Кстати, он придерживается взгляда о том, что эссенциальная гипертония имеет нервную природу (на основании изучения эмоциональных факторов в анамнезе у гипертоников молодых — в том числе школьного возраста); забавно, что о нейрогенной теории гипертонии, разработанной в Советском Союзе, он узнал только два года назад из моего доклада на пражском симпозиуме.

Китайская часть города мне показалась несколько театральной — поскольку я уже побывал в Китае и мог убедиться в том, что там нет ни лощеной чистоты, ни фонариков, ни комфорта, как это создано здесь, под американским флагом, — хотя сами домики с типичными крышами и люди с плоскими лицами и раскосыми глазами похожи.

В музее в парке на берегу океана (Великого, или Тихого) я смотрел выставку французских художников-барбизонцев; доктор, водивший меня туда, купил мне отличный иллюстрированный каталог, в который с тех пор я часто заглядываю. Этот же доктор повез меня к себе домой.

Кстати, бывать дома полезно для знакомства со страной. Так, в Чикаго нас пригласил к себе один муниципальный врач, извинившись, что будет самый обычный обед, жена даже не предупреждена. Приехали — пятеро детей: один, 12 лет, разучивает на рояле Баха, другой, 10 лет, начинает учиться на скрипке, третья, 9 лет, рисует. Малыши, 4 и 3 лет, возились с игрушками и облепили нас с детской смелостью и непосредственностью. Между прочим, я поймал себя на мысли, что как-то странно слышать, как они хорошо изъяснялись по-английски. Миловидная, худощавая жена пригласила нас посмотреть кухню, холодильник, набитый мороженым. «Это ведь американская затея — мороженое, не правда ли?» Я уж не стал ей рассказывать, что в России мороженое еще с прошлого столетия крутилось в любой городской семье, а мы, гимназисты, покупали его по 3–5 копеек у разносчиков. Обед был прост, мало отличался от хорошего нашего — без вина, но после кофе с коньяком.