Ольга Колотова - Инквизитор. Охота на дьявола

— Разве это не одно и то же лицо?

— Почти, — улыбнулся инквизитор, — но чаще всего они делают вид, что незнакомы друг с другом.

— Еще бы! Им это легко удается, ведь они никогда не встречаются! — рассмеялся Санчо.

— Ты так полагаешь?

— Ну да! Когда вы в сутане — ну вылитый брат Себастьян, но стоит вам переодеться в светское платье, как от монаха и след простыл! Клянусь, сейчас вы бы не упустили девчонку, если бы были доном Бартоломе.

— Замолчи же наконец!

— Я молчу. А вы еще свое наверстаете.

— Пойдем, — сказал монах, в прошлом — благородный дон Бартоломе де Сильва, — покажи мне дом.

Он и сейчас еще временами забывал, кто же он на самом деле: отец-инквизитор или же блестящий кабальеро дон Бартоломе де Сильва, каким он был много лет назад…

По усыпанной мелким белым песком аллее монастырского сада, не торопясь, прогуливались два человека. Они шли рука об руку, как добрые старые приятели. В действительности они были едва знакомы.

Они составляли очень странную пару. Один — высокий, толстый, шагал медленно, лениво, но при этом плавно и бесшумно. Всем своим видом он напоминал раскормленного и разомлевшего на солнце кота. Его лицо с обвисшими щеками и двойным подбородком не выражало ничего, кроме тупости и сытого довольства. Большие, оттопыренные уши придавали ему еще более глупый и безобидный вид. Едва ли кто-нибудь с первого взгляда смог бы догадаться, что брат Эстебан — инквизитор только что учрежденного в городе трибунала, совсем не так прост, как кажется.

Рядом с ним семенил брат Сальвадор — прокурор инквизиции, невзрачный сутулый человечек, тощий и угловатый, как щепка. Он держался слева от собеседника и, к тому же, наклонял голову в правую сторону, потому что был совершенно глух на левое ухо. С его худого, острого, как крысиная мордочка, лица не сходило выражение настороженности и подозрительности. Необходимость внимательно вслушиваться в слова собеседника и пристально вглядываться в его черты — брат Сальвадор мог понимать речь другого человека по одним лишь движениям губ — еще усиливали это выражение. Из-под его нависших седых бровей сверкали крошечные, колючие глазки-бусинки.

Лишь в одном оба монаха походили друг на друга: у обоих на макушке были большие, круглые лысины, только у брата Эстебана вокруг плеши торчали жесткие черные космы, а у брата Сальвадора — седые волосы, серые, как пепел. И такие же серые пучки волос росли у него из ушей.

Верный своему профессиональному долгу вынюхивать все, везде и обо всех, брат Сальвадор с первого дня своего приезда не терял ни минуты и уже успел расспросить всех монахов доминиканского монастыря и остановившихся здесь служителей святого трибунала. Сейчас он старательно выуживал сведения у брата Эстебана, который, впрочем, мог сообщить ему не так уж много. А интересовал фискала другой инквизитор — брат Себастьян, с которым он еще не имел случая побеседовать с глазу на глаз.

— Вы давно с ним знакомы? — спросил прокурор. Голос у него был резкий и скрипучий.

— Да, конечно. Я несколько лет работал вместе с ним в валенсийском трибунале.

— Что? Вы его и раньше знали?

— Я же сказал, что знал! Ох, простите…

— Что он собой представляет?

— Это самый умный человек, которого я когда-либо встречал, — сказал брат Эстебан, но в голосе его прозвучало скорее сожаление, чем восхищение. По-видимому, проницательность брата Себастьяна отнюдь не приводила его в восторг.

— Сколько лет он был инквизитором в Валенсии?

— Три года.

— Что он делал до этого?

— Я его никогда не спрашивал, — растерялся брат Эстебан. — Мне кажется, ему бы не понравилось, если б я стал задавать вопросы… К тому же, мы никогда не были в приятельских отношения…

— Неужели вы не слышали о нем совсем ничего?

— Только то, что он очень быстро выдвинулся благодаря покровительству своего дяди, который входил в Верховный совет инквизиции. Но несколько лет назад его дядя скончался…

— И сейчас у него нет влиятельных покровителей в Мадриде?

— Не знаю…

— Это все, что вы можете мне сообщить?

— Увы!

— Ну так я вам расскажу, — улыбнулся прокурор, показав мелкие, хищные зубки. — Он происходит из благородной, но совершенно разорившейся семьи. В миру его имя было дон Бартоломе де Сильва. В молодости он изучал богословие в Алькала-де-Энарес [6] Алькала-де-Энарес — в средние века университетский городок под Мадридом, ныне находится в черте столицы , этого ему, впрочем, показалось мало, он отправился в Саламанку, затем в Коимбру, был, кажется, даже в Сорбонне и, разумеется, в Риме. Не могу сказать, чем он там занимался, кроме теологии, но, во всяком случае, по возвращении в Мадрид, он получил степень лиценциата. Затем… ему пришло в голову заняться обращением язычников, и он уехал в Мексику. Видимо, особых успехов на миссионерском поприще он не достиг, по крайней мере, через два года он вновь возвратился на родину, и более его не влекло к дальним странствиям. Несколько лет он служил комиссарием инквизиции в Гранаде, затем дядя пристроил его в трибунал Валенсии. Остальное вы знаете.

— Обо мне вы располагаете столь же исчерпывающими сведениями? — поежился инквизитор.

— Разумеется, — невозмутимо ответил брат Сальвадор и продолжил свои расспросы. — А нет ли у него каких-нибудь склонностей… э-э… пристрастий… грешков?

На свете найдется немного людей, которые удержались бы от соблазна посплетничать за спиной у своих знакомых.

— Есть, — сказал брат Эстебан и, наклонившись к самому уху брата Сальвадора, прошептал. — Он бабник!

Брат Эстебан произнес эти слова и испуганно огляделся по сторонам. Впрочем, волновался он напрасно. Его не услышал даже тот, кто должен был услышать. Не поняв сути, брат Сальвадор, однако, сразу догадался: его собеседник почему-то боится брата Себастьяна.

— Что вы сказали? — переспросил он.

— Я говорю, он волочится за каждой юбкой!

— Человек слаб, — заметил прокурор.

— Вот именно! — отозвался инквизитор. — Но, заметьте, по слабости своей люди совершают больше грехов, чем по злому умыслу.

— Что вы хотите этим сказать?

— Брат Себастьян подчас проявляет слишком большую снисходительность к молоденьким еретичкам, особенно, если они хороши собой… Конечно, милосердие — это добродетель… Но в данном случае…

— Совершенно с вами согласен, — проскрипел прокурор. — Опасно проявлять снисходительность к врагам веры.

— И потому я позволю себе дать вам добрый совет, — вкрадчиво продолжал брат Эстебан. — Если ему придет в голову в очередной раз отпустить какую-нибудь смазливую девчонку за недостатком улик, требуйте допроса с пристрастием: вы знаете, признание обвиняемого — наилучшее доказательство.