Мария Баганова - Пушкин. Тайные страсти сукина сына

– Ужель мне точно тридцать лет?

Он тотчас возразил: «Нет-нет, у меня сказано: ужель мне скоро тридцать лет. Я жду этого рокового термина, а теперь еще не прощаюсь с юностью». Надо заметить, что до рокового термина оставалось всего несколько месяцев.

– Нам всем свойственно пытаться удержать молодость, – заметил я.

– Это так. Но тридцать лет – далеко не старость, а Александр выглядел уже таким измученным и уставшим. Кажется, в этот же раз я сказал, что в сочинениях его встречается иногда такая искренняя веселость, какой нет ни в одном из наших поэтов. Он отвечал, что в основании характер его грустный, меланхолический, и если он иногда бывает в веселом расположении, то редко и не надолго.

Пушкина многие считали веселым и беззаботным, но по моим впечатлениям был он характера весьма серьезного и склонен, как Байрон, к мрачной душевной грусти; чтоб умерять, уравновешивать эту грусть, он чувствовал потребность смеха; ему не надобно было причины, нужна была только придирка к смеху! – заметил Франц Осипович. – В ярком смехе его почти всегда мне слышалось нечто насильственное, и будто бы ему самому при этом невесело на душе.

Тут я был вынужден с ним согласиться.

Рассказ доктора Пешеля вновь подтверждает нервность и неровность характера Пушкина. Следует обратить внимание на, возможно, имевшую место гомосексуальную связь, что говорит скорее не о склонностях его натуры, а о необузданности темперамента, а также на имевшую место суицидальную попытку.

Спасский упоминает учение Гиппократа о темпераментах, а Пешель тут же называет Пушкина холериком, что, по всей видимости, верно. Как мы знаем, холерик – это человек, нервная система которого определяется преобладанием возбуждения над торможением, вследствие чего он реагирует очень быстро, часто необдуманно, не успевает себя затормозить, сдержать, проявляет нетерпение, порывистость, резкость движений, вспыльчивость, необузданность, несдержанность. А именно эти черты мы можем наблюдать в характере Пушкина.

В то же время неуравновешенность его нервной системы предопределяет цикличность в смене его активности и бодрости: увлекшись каким-нибудь делом, он страстно, с полной отдачей работает, но сил ему хватает ненадолго, и, как только они истощаются, он дорабатывается до того, что ему все невмоготу. Именно такую смену настроений можно наблюдать у Пушкина, писавшего только по вдохновению.

У холериков в период упадка появляется раздраженное состояние, плохое настроение, упадок сил и вялость. Чередование положительных циклов подъема настроения и энергичности с отрицательными циклами спада, депрессии обусловливает неровность поведения и самочувствия, его повышенную подверженность к появлению невротических срывов и конфликтов с людьми.

Все эти черты наблюдаются у великого русского поэта.

Так случилось, что впервые увидел я Наталью Николаевну, впоследствии ставшую моей пациенткой, в доме ее свекра – Сергея Львовича. Госпожа Пушкина была очень красива, стройна и изящна, и во всем ее облике чудилось нечто поэтическое и трогательное. До встречи с этой женщиной полагал я, что молва преувеличила ее красоту. Теперь же я мог лично убедиться в ее телесном совершенстве. Была она ростом высокая, с баснословно тонкой талией при роскошно развитых плечах и груди. Как врач, я предположил, что молодая женщина злоупотребляет корсетом. Ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее. Она соединяла в себе законченность классически правильных черт и стана. Однако нельзя было назвать ее образцом здоровья и веселья: бледная, часто печальная, она носила на челе печать страдания. Она была сдержанна до холодности и мало вообще говорила. Постоянная задумчивость туманила ее черты, голова склонялась, словно она терпела какую-то внутреннюю муку.

Я гадал о причинах этой печали и осмелился задать вопрос Сергею Львовичу. Его ответ меня обескуражил:

– Сплетни, постоянно распускаемые насчет Александра, мне тошно слышать! – вспылил он. – Знаете ли, что, когда Натали выкинула, сказали, будто это следствие его побоев. Но вы в это не смейте верить! Это все ложь!

Я заверил отца семейства, что ни в коем случае не стану верить этим слухам и что вполне понятно, что молодая женщина печалится из-за случившегося выкидыша, который мог произойти в силу самых разных причин. Но Сергей Львович меня не слушал. Он продолжил свою гневную тираду несколько невпопад:

– Наконец, сколько молодых женщин уезжают к родителям провести два или три месяца в деревне, и в этом не видят ничего предосудительного, но ежели что касается до него или до Леона – им ничего не спустят!

Я не очень понимал, о чем идет речь, но побоялся выяснять.

– Александр очень несдержан. Крайне несдержан. Экой дурак! Раз он осмелился, говоря с отцом, непристойно размахивать руками!.. – Сергей Львович разгорячился и сам принялся бурно жестикулировать. – Но я люблю в нем моего врага и прощаю его, если не как отец… то как христианин, – заверил меня он.

Беседа наша оставила меня в состоянии крайнего замешательства. Я даже был склонен предположить, что Александр Сергеевич и в самом деле временами принимался «учить жену», но эти мои измышления оказались, на счастье, неверными, в чем я скоро убедился.

Надежда Осиповна продолжала хворать, и я навещал ее все чаще и чаще. Обстоятельства семейной жизни сына часто беспокоили старую женщину.

– Натали мне рассказывала, что Саша в первый же день брака, как встал с постели, так и не видал ее. К нему пришли приятели, с которыми он до того заговорился, что забыл про жену и пришел к ней только к обеду. Она очутилась одна в чужом доме и заливалась слезами.

В тот раз мы оправдали случившееся непривычкой Пушкина к семейной жизни.

Через несколько месяцев случился похожий разговор. На этот раз Александр Сергеевич пропал из дому на трое суток. Оказалось, что на прогулке он встретил дворцовых ламповщиков, ехавших в Петербург, добрался с ними до Петербурга, где попался ему возвратившийся из Польши из полку своего Данзас, и с ним пошел кутеж…

Да, причины постоянной печали прекрасной Натальи Николаевны становились мне понятными.

Медицинская профессия подразумевает часто и порой весьма близкое общение с людьми самого разного рода. И хоть я не мог почитать себя человеком светским, однако же бывал в домах особ самых знатных, и довольно часто они одаривали меня своей откровенностью. Так, одна весьма почтенная княгиня довольно много рассказала мне о семействе Гончаровых.

– Ах, милейший мой Иван Тимофеевич, – закатывая глаза, рассказывала княгиня Екатерина Алексеевна, – я вовсе не сплетница, а то бы могла порассказать вам такое! Но исключительно как врачу и рассчитывая на вашу скромность… к тому же многие вещи вам даже и нужно было бы знать. Вам доводилось встречаться с Натальей Ивановной? Да-да, матерью нашей превознесенной всеми Косой Мадонны? Мне пришлось узнать ее весьма близко, даже ближе, чем мне бы хотелось.