Джоанна Хиксон - Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы

– Смотрите, здесь нет ни плотных занавесей, ни толстых покрывал! – воскликнула Екатерина, падая на кровать, которую резчики по дереву украсили позолоченными коронами. – Ах, наконец-то я высплюсь!

В первый вечер нашего пребывания в Зеленом доле король Генрих пригласил на ужин графа Уорика. Не забыли и Эдмунда Бофорта, который с радостью присоединился к сестре. Стол установили под балдахином у ручья, а на ужин подали жаренных на вертеле птиц и свежие овощи. Воткнутые в землю факелы освещали поляну трепещущими языками пламени, на жаровнях тлели ароматные травы, дымом отпугивая насекомых. Мы с Агнессой устроились за отдельным столом чуть поодаль, но после ужина Катрин послала за нами Эдмунда. Забрав свои табуреты, мы переместились к королевскому столу. Оказалось, Генрих ожидает выступления арфиста – валлийского лучника, чья прекрасная музыка привлекла внимание короля во время одной из осад.

– Его зовут Оуэн Тюдор, – сказал Генрих. – Он поет о холмах и долинах того края, где я вырос. Вы не поймете слов, ибо поет он на своем родном языке, но, думаю, в самой музыке звучит суровая красота Валлиса, гимн силе и храбрости лучших в мире стрелков.

– Король питает слабость к валлийским стрелкам, – рассмеялся Уорик. – На самом деле они настоящие бандиты!

– Зато много раз спасали твою жизнь, Дик! – улыбаясь, напомнил другу Генрих. – Всему миру известно, что благодаря валлийским лучникам мы победили при Азенкуре. Среди них, может быть, и встречаются мошенники, однако в целом они – гордость моей армии.

– Я думала, что именно валлийский лучник оставил шрам на вашей щеке, милорд, – сказала Екатерина, удивленная приязнью короля к людям, чуть не лишившим его жизни.

– Да, так и было, – кивнул Генрих. – Но благодаря этому ранению я понял, что невыразимая боль и увечье укрепляют внутреннюю силу и решимость человека. Я испытываю благодарность к валлийским лучникам, даже к безымянному бойцу, пустившему в меня стрелу.

В этот момент у затененного края балдахина незаметно возник Оуэн Тюдор и сразу же опустился на одно колено. Юноша был очень хорош собой: широкоплечий и стройный, с темно-карими глазами и выразительным загорелым лицом. Вьющиеся каштановые волосы выбивались из-под зеленой суконной шляпы. Потертая кожаная куртка лучника, подпоясанная на талии, доходила до середины бедер; бордовые шоссы обтягивали длинные мускулистые ноги, обутые в сапоги коричневой кожи. Мешок с арфой он держал закинутым за спину.

– Оуэн, подойди, я представлю тебя королеве! – воскликнул король. – Екатерина, перед вами – Оуэн Тюдор. Этот валлийский варвар умудрился получить образование и даже говорит по-французски… Не так ли, солдат?

Шутливый тон короля Генриха, похоже, был призван ободрить молодого человека, и это сработало: лучник широко улыбнулся, подошел ближе и опустился на одно колено перед Екатериной. Склонив голову, он с певучим акцентом заговорил по-французски:

– Его королевское величество слишком любезен, называя мою неуклюжую речь французским языком. Боюсь, мадам королева с этим не согласится.

– Я согласна с королем, господин Тюдор, – улыбнулась Екатерина. – Ваш французский затмевает мои слабые попытки говорить на английском языке. И если ваша музыка так же хороша, как утверждает его величество, то ваши таланты вдвойне превосходят мои.

Оуэн Тюдор поднял голову и взглянул в лицо Екатерины. Мне показалось, что в его глазах промелькнула искра узнавания, будто какое-то воспоминание застало его врасплох. Но голос лучника оставался ровным, выражение лица не изменилось. Он покачал головой.

– Это невозможно, моя королева. Вас ничто не может затмить, – смиренно ответил он. – Играть для вас – огромная честь. С вашего позволения, мессир, я начну.

– Прошу, – кивнул король Генрих и обратился к оруженосцу: – Эдмунд, принеси табурет для арфиста.

– Когда он успел стать искусным музыкантом, милорд? – осведомилась Екатерина, не отрывая взгляда от лучника. – Он ведь так молод! Где он выучился играть?

– Не знаю. Лорд Хангерфорд завербовал его в свой отряд где-то на севере Валлиса. Я хочу пригласить Оуэна к себе на службу – исключительно за музыкальный талант. Послушайте его. Мне будет интересно ваше мнение.

Оуэн выбрал место, освещенное пляшущими отблесками факелов, и сел на принесенный Эдмундом табурет. Струны задрожали, отзываясь на прикосновение, по долине разнеслись напевные звуки. Настроив инструмент, Оуэн задумался, провел кончиками пальцев по струнам – и начал играть мелодию удивительной красоты. Когда лучник запел, горловые переливы, что расцветили его французскую речь, нашли родной дом в звучании валлийских слов. Уверенный яркий голос лился, будто расплавленное золото. Музыка, которую играл юноша, завладела долиной, уплывала во тьму у скал и, сливаясь с журчанием воды в ручье, зачаровывала необычным ритмом. Хоть это и не была колыбельная, к тому времени, как выступление лучника окончилось, Джоанна поддалась колдовским чарам музыки, и Эдмунд на руках отнес сестру в постель.

Когда Оуэн Тюдор ушел, король Генрих достал из седельной сумки небольшую арфу и вместе с Катрин удалился в свои покои, где сел в кресло и заиграл, негромко напевая какую-то песенку, пока мы с Агнессой помогали Катрин готовиться ко сну. Король Генрих уступал мастерством лучнику, но в его музыке звучали те же протяжные напевы, вызывающие в воображении древние легенды и зеленые холмы и долины. Екатерина бросила подушку на пол и устроилась у ног короля, слушая песню.

Утром Екатерина с блаженной улыбкой потянулась и закуталась в легкую простыню.

– Хорошо спали, ваше величество? – спросила я, хотя ответ был вполне очевиден.

– Как дитя, – проворковала она. – А теперь я умираю от голода! Король Генрих на рассвете уехал в осадный лагерь. Он сказал, что пришлет своего духовника провести для нас мессу, но я не выдержу без еды до окончания службы!

С непривычной резвостью вскочив с кровати, она забрала у меня халат и, натягивая его на ходу, прошла туда, где в кресле лежала арфа короля. Катрин подняла инструмент, с мечтательным видом коснулась струн и, обернувшись, взглянула на меня. Ее кожа светилась, глаза сияли.

Я вопросительно приподняла бровь. Ответом мне было смущенное хихиканье.

– Принеси горячей воды, Метта, – попросила она. – И душистое притирание с розовым маслом. Я хочу принять ванну.

– До или после завтрака, ваше величество? – невозмутимо спросила я.

– Ах, пожалуй, после. – Она села, положив арфу на колени, и провела пальцами по струнам. – Каким волнующим инструментом становится арфа в умелых руках, правда? Этот юноша вчера – как его… Оуэн, лучник – настоящий волшебник.