Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа

Монах низко поклонился.

– Преподобный Гийом Экуй из Бове. Мой отец служил оруженосцем у мессира де Шартье. Погиб при Азенкуре. Как младший сын, я принял сан и поступил на службу к епископу Бовесскому. При монсеньоре де Летра состоял чтецом, при нынешнем епископе – секретарь. Эти записи я выкрал из его бумаг.

На последних словах Экуй протянул руку, указывая на измятый листок в руках герцогини, и заметил, как напрягся, при этом его движении, рыцарь, и как откровенно и твёрдо взялся он за рукоять своего меча.

– Я хочу знать, для чего вы это выкрали? И как пробрались в Бурже, учитывая, кому служите? – подала голос герцогиня. – Сюда не все наши друзья попадают вот так, запросто.

– И я попал не запросто, ваша светлость, – хмуро ответил Экуй. – Но, видимо, Господу не были угодны дела монсеньора епископа и в дороге Он послал мне попутчиков, которые сочли меня другом, достойным доверия и помогли попасть даже сюда.

– Кто они?! – спросил рыцарь.

– Они преданные вам люди, мессир.

– А знали эти преданные люди о том, что вы – секретарь, крадущий бумаги у своего господина? – спросила мадам Иоланда. – Согласитесь, после такого, мне почтить вас доверием трудно.

Монах поклонился ещё ниже.

– Воля ваша, мадам. Но я ненавижу епископа Кошона, господином своим его больше не считаю, и готов поклясться на Библии, на святом распятии.., да хоть перед самим Господом нашим, что ненависть свою не назову даже грехом, потому что выносил её, сострадая тем, кто был Кошоном погублен.

– Речь достойная.., – мадам Иоланда отошла от окна и бросила измятый листок на стол. – Теперь так же достойно объясните, почему вы выкрали для нас именно это?

– Я не мог взять документы – Кошон за ними очень следит. Но здесь, на этом листке, он переписал для герцога Бургундского все города и области, которые их, почему-то интересуют. Для последней встречи с герцогом мне было велено подготовить карты восточных областей, и, особенно подробно, все укрепления округа крепости Вокулёр, которая на этом листке подчеркнута, как и Витри-ан-Петруа.

– Вы знаете, для чего это?

– Знаю… Не всё, правда, но достаточно для того, чтобы понять – захват этих областей может каким-то особым образом навредить вашей светлости, или его высочеству дофину…

Как мог, подробно, Экуй рассказал о подслушанных планах епископа и герцога Филиппа, признавшись, что далеко не всё слышал отчётливо, потому что говорившие часто понижали голос до шёпота. Но о готовящемся нападении на Витри и нарушении суверенитета Вокулёра слышно было достаточно хорошо. К тому же, о том, что это не просто обычный захват крепости, а настоящий заговор говорили и донесения епископских шпионов, засланных в Барруа и Шампань, которые Экуй принимал по долгу службы и, разумеется, читал.

– Нам вредит захват любого города, – заметила мадам Иоланда, когда Экуй закончил. – Почему вы решили, что особенно важным является именно захват Вокулёра?

Преподобный замялся. Чтобы ответить, надо было рассказать о том, что он слышал ещё про какую-то девочку – то ли дочь, то ли воспитанницу некоего Арка, который, (вот уж странность!), сумел купить с аукциона целый замок! И о том, что, говоря о ней, епископ и герцог поминали царя Ирода и королеву. Слышал об этом Экуй очень смутно, не понимая до конца связи одного с другим, однако, догадался, что именно здесь скрыта главная тайна, и кое-что додумал сам. Додумал и ужаснулся! Предположения его были столь невероятными, что, пожалуй, незачем было говорить об этом герцогине. Если он прав, то тайна эта связана с незаконным рождением и, возможно, с ещё одной претенденткой на престол. И знать её, даже для людей более высокого положения, прямой путь на плаху или под нож наёмного убийцы. А он, кажется, прав… Листок, исписанный Кошоном, явно герцогиню разволновал… Что ж, коли так, она и сама знает, в чём там дело. А его, Экуя, задача – только предупредить и помешать планам Кошона, не выставляя напоказ свою догадливость…

– Вокулёр – крепость, двести лет имеющая определённые права и, фактически, никому не принадлежащая… То есть, при случае, оспаривать эту землю могут и губернатор Шампани, и ваш сын, мадам… Может быть, всё дело в этом?

– Мой сын принес вассальную присягу регенту. Захват его территорий – это его дело, ничем нас не задевающее…

Не поднимая на герцогиню глаз, чтобы не выдать себя, Экуй неловко повёл плечами.

– Я не слышал больше того, о чем уже рассказал вашей светлости. Епископ говорит об этом только с герцогом Филиппом, а донесения шпионов, которые попадают мне в руки, слишком разрознены, чтобы понять весь замысел – порой они доносят даже о жизни самых обычных семейств…

– Каких, например?

– Мне запомнился только господин Арк, переехавший из деревни Домреми в замок Шато д'Иль.., – Экуй сглотнул, соображая, не слишком ли много сказал, и поспешно добавил: – Но это всё, что я о нем знаю…

– А что вы об этом думаете?

– Только одно, – теперь преподобный поднял глаза и открыто посмотрел на герцогиню, – готовится новое злодейство, которое следует предотвратить, потому что готовят его слишком тайно, очень тщательно и дело это напрямую связано с интересами герцога Бургундского, которого я тоже ненавижу, потому что именно он посадил Кошона епископом в Бове!

Мадам Иоланда в ответ промолчала.

Со странным выражением на лице она смотрела на Экуя и слушала, ничем не выдавая, ни своего интереса, ни его отсутствия. Только иногда её правая бровь еле заметно вздрагивала, как будто герцогиня, из последних сил сдерживалась, желая обменяться взглядами с рыцарем, но не делала этого, чтобы не выдавать своих эмоций постороннему

– Почему мы должны верить вам? – спросил рыцарь, тоже не спускавший глаз с лица преподобного.

– Мой отец погиб при Азенкуре, – ответил Экуй после паузы.

– Это не мешало вам, достаточно долго служить Кошону.

– Чтобы предать, нужно быть уверенным, что предаёшь того, кто этого заслуживает. Только любовь вспыхивает в одночасье, ненависти нужно время.

– И как вы мыслите теперь свою дальнейшую жизнь? – холодно спросила мадам Иоланда.

Экуй пожал плечами.

– Если ваша светлость не сочтёт меня достойным доверия, я могу вернуться к Кошону и понести любую заслуженную кару. Только, не думаю, что до ваших ушей дойдет слух о секретаре Бовесского епископа, тихо удушенном в подвале какой-нибудь тюрьмы, и сомнения, как были, так и останутся… Вы можете заключить меня под стражу здесь и посмотреть, как будут развиваться события, а потом решить вопрос о доверии… Я не знаю, мадам. Моя дальнейшая жизнь теперь ваша. Распоряжайтесь ей, как сочтёте нужным. Вряд ли я смогу сделать больше того, что уже сделал, но, если желание быть полезным чего-то стоит, оно тоже ваше.