Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа

Мадам сама себе всё испортила, когда стала настойчиво реанимировать при дворе коронованного дофина Генеральные штаты. Дело бесспорно стоящее и могло принести солидную поддержку ото всех имущих сословий. Но Ла Тремуй мгновенно усмотрел в этом собственную выгоду.

– Тут нужен тонкий и очень преданный нашему делу политик, – заявил он как-то в присутствии нескольких влиятельных особ. – Председательствующему на собраниях Генеральных штатов должны верить безоговорочно. Я далёк от предрассудков, что женский ум короче мужского… Человека, более тонкого и более преданного нашему дофину, чем её светлость герцогиня Анжуйская, не сыскать, не так ли? – И добавил со смешком, снижающим пафос слов: – Тем более, что её преданность – единственный путь спасти своё Анжу…

Все посмеялись этому, как шутке. Но призадумались. А потом, учитывая характер Шарля, который, чуть что, кидался искать виноватых среди тех, кто за что-то отвечал, единогласно выбрали председателем Генеральных штатов мадам Иоланду.

И всё! И герцогиня мгновенно «лопнула», не успевая следить за всем сразу, как это было раньше! А остальное – дело техники, которой Ла Тремуй владел в совершенстве!

Сначала – несколько настойчивых намеков дофину о том, как бессовестно обворовывал казну де Жиак, занимаясь снабжением армии. Затем, пока эта информация ещё переваривалась, несколько слов Ришемону, после чего де Жиак вдруг бесследно исчез. И исчез очень удачно – как раз накануне созревшего у дофина решения начать следствие по его делам. А дальше…

Ах, какой лицедей пропал в Ла Тремуе! Родись он в нищете, он бы и тогда сумел стать заметной личностью, выступая на подмостках какого-нибудь балагана. Только жаль, что никто не видел метаморфоз, происходящих с ним в те дни!

При дворе это был тихий, но очень заботливый придворный, всегда готовый оказать услугу, всего лишь, в обмен на дружбу. Он с застенчивым негодованием выслушивал предположения, куда мог сбежать проворовавшийся де Жиак и соглашался с каждым; всегда был рядом в тот момент, когда Шарлю требовалось отдохнуть, отвлечься и поиграть в карты или в шахматы; и всегда готов был дать очень удобный, не обременяющий ничем совет, от которого и толку-то особого, может, не было, но в котором читалась забота и самое искреннее участие!

Однако, за пределами дворца, в небольшом замке, куда они вместе с Ришемоном упрятали похищенного де Жиака, Ла Тремуй становился совсем иным. Теперь это был жёсткий и властный царедворец, требующий признания и покаяния! Присутствие мессира Артюра придавало вдохновения, и, ей Богу, ни родня Жана Бургундского, ни его ближайшие соратники, не могли тягаться с господином Ла Тремуем ни в гневе, ни в желании воздать по заслугам!

Бедный, бедный де Жиак! Он так тогда испугался, что от прежнего раздутого достоинства не осталось и следа!

Впрочем, слёз и хныканья тоже не было. Бывший министр только понуро сидел в пропахшем крысами подвале, где, кажется, прекрасно всё осмыслил. Поэтому безропотно подписал подсунутое Ла Тремуем и помеченное задним числом прошение об отправке своей неверной супруги в монастырь, и не слишком возражал против обвинений в убийстве герцога Бургундского. Правда, разорванная одежда и синяки на теле де Жиака подсказывали, что тюремщик, приставленный к нему Ришемоном, был не слишком деликатен, и, возможно, именно он стал самым веским убедительным доводом для такого послушания. Но, Господи, это уже такие мелочи! Главное – то, чего добивался – Ла Тремуй получил, и теперь, с лёгким сердцем, мог предоставить мессиру Артюру сдержать слово, данное супруге. Что тот и сделал, сбросив де Жиака с камнем на шее с того самого моста близ Монтеро, где завершил свои дни герцог Бургундский.

Вот теперь, совсем другой – величественный, как рыцарь из баллады – предстал Ла Тремуй перед мадам Катрин.

С одной стороны, спаситель, но с другой – настоящий покупатель, присматривающийся, к ней, словно к товару. Красота вожделенной женщины уже не ослепляла, как прежде, но, слава Богу, и не разочаровала. Поэтому Ла Тремуй решил обойтись без лишних слов.

– Желаете ли вы жить со мной при дворе, мадам, или вашей благодарности на целую жизнь не хватит? – спросил он, протягивая Катрин состряпанное им же «прошение» де Жиака об её изгнании. – Я, конечно, рад был оказать вам эту услугу и избавить от неизбежной беды, – кивок на прошение, – но теперь уже думаю, а услуга ли это была? Боюсь, сейчас, без поддержки влиятельного любовника и без той защиты, которую давал вам сам факт замужества, в мире, занятом одной только войной, выжить, даже со всем вашим богатством, будет нелегко… Моя жена скончалась, как вам известно. Я свободен… Желая быть последовательным, готов предложить руку и сердце, и даже положение при дворе… Так что, слово за вами, мадам. Вам достаточно всего лишь кивнуть…

И Катрин, не отрывая глаз от бумаги, только тихо и зло рассмеялась.

– Разумеется, да, мессир. При вашей ловкости, у меня просто нет другого выбора.

Следствие по делу де Жиака всё же провели. Сначала по поводу хищений, которые оказались не такими уж и вопиющими. А затем и по поводу его убийства. Однако, сомнения, неизбежно возникшие в первом случае, наложили отпечаток на расследование второго. Шарль не так сильно негодовал по поводу смерти своего министра, как следовало ожидать. Но отношение к господину де Ришемону заметно переменил. Грубость и высокомерие мессира Артюра на расследовании убийства мало кому понравилось, а более всего разозлило открытое напоминание об убийстве при Монтеро, которое дофин не желал вспоминать ни под каким видом. А Ришемон, упрямо, именно им объяснял свою расправу.

– Я получил доказательства тому, что де Жиак был главным подстрекателем и первым нанёс удар герцогу Бургундскому, – твердил он, не называя, однако, имени того, кто эти доказательства предоставил. – Разве его величество не может подтвердить мои слова? Уж кому и знать, как не ему…

И тут слово взял Ла Тремуй, присутствующий на заседаниях. Честно, с откровенностью почти наивной, он признался, что во всём помогал его светлости Ришемону, надеясь очистить имя своего короля от обвинений в убийстве, которое целиком должно лечь на голову ревнивого де Жиака. Но никак не ожидал, что герцог пойдёт на такие крайние меры!

– Я бы конечно.., если бы знал, или, хотя бы, догадался о том, что произойдёт… Я бы попытался остановить и предотвратить… Но предвидеть будущее не в моей власти, господа, а герцог ничем не выдавал своих намерений…

И тут же, глядя прямо в глаза изумлённому Ришемону, Ла Тремуй решительно отмежевался от недавнего союзника и обвинил его в излишней жестокости!

– Ах ты, лицемерный ублюдок! – прошипел мессир Артюр.